– Ты стал слишком нервным, Джонатан… – пробормотал Дориан. – Что с тобой случилось?
– Я расскажу тебе, что случилось, когда ты объяснишь мне это! – он снова нервно подкурил еще не остывшую сигару.
– Могу уверить тебя в том, что эту вещицу я потерял задолго до вчерашней ночи. Кто знает, быть может лишь волей случая она попала в этот несчастный дом. Кто знает, как? – Дориан запнулся, и Джонатан с сомнением поглядел на него, не выпуская из рук сигары.
– Кто знает, кем был этот убийца и на что он пошел, чтобы отвести от себя подозрения? Как известно, аристократическое общество славится своей жестокой изобретательностью. Уверяю тебя, Джонатан, я не имею никакого отношения к этой трагедии. – краска вернулась к Дориану вместе с враньем, показавшимся ему весьма правдоподобным. Раньше он едва бы осмелился пойти на обман, но сейчас ложь ледяным потоком лилась из его уст, и даже сердце его вторило ей и верило в нее.
Джонатан задумался на секунду. Очевидно, Дориан ему лгал, но он решился ему поверить, решился поверить, чтобы только забыть о своих подозрениях. Он не желал представлять своего друга убийцей.
– А если это сделал ты? – спросил Джонатан, дернув уголками губ, как будто бы пытался улыбнуться через силу. – Что, если ты тот жестокий убийца?
– Я? – Дориан попытался высказать удивление и своим тоном, и мимикой, но, увы, вышло это весьма неуклюже.
– Только представь себе! Невероятно! – Джонатан вдруг оживился. – Кровь, кости, вся эта грязь… Но, где же смысл в этом убийстве? Чего ради совершать подобное?
– Смысл есть. – почти прошептал Дориан, но голос его звучал уверенно и смело. Осторожность покинула его, и он едва не решился после всего признаться в содеянном.
– И в чем он? – глаза Джонатана засияли.
– Поддерживать в себе силы. – прошептал Дориан.
Глаза Джонатана расширились.
– Поддерживать силы? – прошептал он. – Ты говоришь поддерживать силы? – он приподнялся с кресла. Было видно, как носились тяжелые мысли в его голове, мысли перепутанные, неясные. – Признай, ты убил ее!
– Одна улика еще не доказательство преступления. – Дориан исподлобья глядел на Джонатана, и в его глазах рождалась неземная злоба.
– Я промолчу. Улика скрыта. – Джонатан вдруг выпрямился и растрепал взмокшие от волнения волосы. – Ты останешься на свободе. Но я вернусь завтра, и ты расскажешь мне, где и с кем ты провел прошлую ночь. – он направился к двери, но остановился на пороге.
– Дориан, этой улики могло быть более, чем достаточно. Но я верю тебе, и прошу взамен только правды, какой бы она ни была. – Дориан коротко кивнул и долгим взглядом проводил друга, вновь оставаясь в одиночестве, медленно топившем его сознание.
17—18 октября 1849
Дориан остался наедине с собой. Он погрузился в молчаливый омут воспоминаний, холодную пустоту сознания, где в безостановочном биении тишины находил свое единственно возможное спокойствие. Странно было подумать, что этот человек только что попрощался с другом, справедливо подозревающим его в убийстве. В мыслях художника не было и капли страха или беспокойства, которым должно было бы быть там. Предавая забвению ужас, стягивающий его вены назад тому несколько мгновений, он погрузился в мысли светлые, где не было места смерти.
Он думал он о том, как необыкновенна луна в летние ночи после жаркого пыльного дня, когда становится она подобной зимнему вечернему солнцу: круглой, однотонно алой, бросающей ледяные оранжевые тени; он вспоминал пласты света, сочившегося сквозь деревья и голубизну источающего жар неба;
