Он глядел в пустоту окна напротив, в надежде отыскать мерцающий силуэт в ее чернильной глубине, но лишь после полуночи ледяные синие огни сверкнули в ней, подсвечивая бледное лицо.
– Как только тьма окутывает город, Дориан, осознаешь ли ты, чего не хватает тебе в ее могильном холоде? – спросила Джина, едва представ его взору.
– Боли. – чуть слышно произнес Дориан, и голос его дрогнул, и сам он не поверил, что сказал это.
– Чужой боли. – прошептала Джина, всматриваясь в его лицо.
– И смерти. – Дориан сжал руки в кулаки и замер в томительном ожидании чего-то зловещего, чего жаждало сейчас его сердце, сейчас, когда ночь затмила солнце, когда зло и добродетель соединились под покровами одной сатурновой тени. – Но я не могу, я не должен больше убивать… – вдруг произнес он сдавленно, но воля сердца остужала его голос. В глубине своего сознания он понимал, что не просто может убивать, но жаждет этого. И темные глаза сестры Джонатана, и локоны Марианны были им позабыты, а смертельное очарование их пустых оболочек более не удовлетворяло его.
– Если бы ты только верил собственным словам, – произнесла Джина тихо, – я бы позволила тебе уйти. – она протянула ему руку, освещая синими огнями ночной воздух. – Но ты не веришь.
– Но как долго будет это продолжаться? – Дориан уверенно перескочил на подоконник Джины и встал рядом с ней, с высоты своего роста всматриваясь в ее лицо. Огни на кончиках ее перчатки стали изменять свой цвет с синего на фиолетовый, и с каждой секундой продолжали алеть. Джина сжала руку в кулак, не раскрывая ладони до тех пор, пока цвет их не превратился в багровый.
– Чувствуешь, как близко мои враги? – задала она вопрос Дориану. Кровавый свет заполнил комнату, и Джина коснулась мерцающими огнями руки художника. – Я ощущаю, как близка моя утраченная сила. Ближе, чем когда бы то ни было за все века моего ожидания.
Дориан кончиками пальцев прикоснулся к огням и ощутил их легкую дрожь.
– Я чувствую. – произнес он осторожно, и в алой глубине растеклась поглощающая свет темнота. – Но я чувствую, что они – не моя цель.
– И где тогда твоя? – Джина наблюдала за тем, как пальцы Дориана пронзает багровое сияние.
– Я пока не в силах это постигнуть. Мой ум сейчас похож на бездну хаоса. Единственное, что я понимаю, так это то, что становлюсь иным. Быть может, ощущая себя собой гораздо больше, чем когда бы то ни было в жизни.
– Знаешь, Дориан, как сохраняется тонкий узор кожи рептилий на камне? – прошептала вдруг Джина, встречаясь с ним взглядом. В алом свете его глаза казались эбеново черными, лишенными зрачка. – Исходный материал заменяется камнем, и камень принимает обличье животного, камень становится шкурой.
– Едва ли я тот самый камень. – ответил он ей шепотом.
– Так или иначе, камню требуются тысячелетия, Дориан. Исчезнешь ты или впитаешь в себя иную сущность – подумай. Кто ты в этом пласте времени? Готовый измениться камень или мертвый, отдающий свое тело земле, зверь?
Джина бросила на Дориана странный взгляд, оставшийся ему совершенно неясным. Был ли то намек, упрек или небрежное намерение сказать больше, оборвавшееся, едва начавшись, он не знал. Сейчас, в очередной ночи, он слепо следовал за ней, доверяя ее инстинктам, полагаясь на нее, вверяя ей собственную жизнь, он отдался ей, растворился в ней, как самый покорный ученик в знаниях и силе своего учителя. И ночь вновь поглотила их, провожая в объятия смерти.
