Оказавшись на мостовой, Дориан различил черное пятно кэба у тротуара и несколько темных фигур, движущихся по противоположной стороне улице. До него донесся перестук копыт вдалеке, и он замер, поддаваясь предчувствию. Его вены стянуло приятной болью.
Остановившись, он увидел в разорванном светом полумраке ту фигуру, которую преследовал все это время. Она выросла едва осязаемой тенью посреди мостовой, и стояла лицом к приближающемуся кэбу. Стук копыт становился все громче, и колеса с треском рассекали покровы дождевых капель. Лошади неслись, подгоняемые кнутом, не замечая препятствия на своем пути. С грохотом вырвавшись из тумана, кэб сбил с ног и подмял под себя беззащитное тело.
Треск костей показался Дориану оглушительным. Никогда в жизни он еще не слышал такого ужасающего звука, никогда еще смерть в своей сиюминутной вспышке не разрывалась от него в подобной близости. Тело его оказалось парализованным восторженным страхом. Он не имел сил сдвинуться с места, и только сквозь бледные полосы полумрака наблюдал за тем, как разрастается кровавое пятно и, мешаясь с потоком дождевой воды, растягивается багровыми подтеками по мостовой.
Когда оцепенение отпустило его, он кинулся к телу, касаясь бледно-оливковой кожи и склоняясь над залитым кровью лицом. Он ощутил, как бессильно опускается грудь жертвы, в последний раз мучительно набирая воздух в легкие, и кровь брызнула ему прямо в лицо на выдохе. Он ощутил слабое прикосновение тонких пальцев к своей руке и отшатнулся, различая обнаженные кости под окровавленной оболочкой. Вскочив на ноги, он попятился назад, уступая место другим людям, слетевшимся на смерть и, возможно, преисполненным сострадания.
Он продолжал глядеть на труп без сожаления и боли, так, словно это было мертвое насекомое, заключенное в прозрачную могилу коллекционером. Изломленные тонкие конечности, маска юного лица и глаза, приобретшие мертвенный вельветовый оттенок, и кровь, быстро покидающая тело и растворяющаяся в холодной дождевой воде едва ли вызывали в Дориане тот же благоговейный страх, что высекали они из иных сердец, и он стоял, обезоруженный собственным безразличием, и губы его едва шевелились в попытке облечь его слабые чувства в слова.
Толпа вокруг набухала, как губка, брошенная в воду, и в общем пустом звоне голосов и серых масках тонущих в тумане лиц мелькнула единственная живая тень, показавшаяся Дориану лучом света, разрывающим облака безразличия. Капля крови, скользящая по серому лезвию. Он наблюдал за ним с расстояния, различая выразительные черты тронутого солнцем лица и темные живые глаза, чуть мерцающие в матовом воздухе.
Молодой джентльмен прорвался сквозь толпу и склонился над телом, касаясь кончиками пальцев окровавленного лица. Его смуглая ладонь легла на холодную щеку, и он закрыл глаза, склоняя голову перед безразличием смерти. Его профиль мерцал в каплях дождя, и вода скрывалась с кончиков темных волос, опускаясь на остывшую кожу. Отпрянув, он уступил место полицейскому и растворился в бесцветной массе из людей и тумана.
– Это – зеркало. – Дориан вздрогнул, и холод прошелся по его спине. – Открой глаза, Дориан. Это – зеркало. – художник замер, не в силах повернуть голову. Капли дождя одна за другой стекали по его коже, смывая с лица кровь.
– Отражение чего я могу видеть в нем? – слабо выговорил он.
– Искаженное отражение великой истории. – Дориан повернул голову.
