– Джина. – прошептал он, и белое лицо сверкнуло бликом среди темноты. Она молчала, и глаза ее странно сверкали и выражали чувство столь необъяснимо глубокое, что казалось, взгляд их проходил сквозь предметы, сквозь пространство и время, и сосредотачивался на точке столь далекой, что даже и край Вселенной был слишком близок, чтобы привлечь к себе и задержать столь всепронзающий взгляд.
– Джина… – повторил Дориан, глядя в ее глаза. Он различал тепло в холодном их мерцании. Чувство, схожее со страхом встрепенулось в его душе. Он ощутил, как вокруг него сжимается мир, оставляя его в холодной тьме и одиночестве. И Джина – это темное существо, – не желала спасти его и вырвать из мрака, она выжидала той минуты, когда тело его разорвется и трансформируется в то, что она единственно желала в нем видеть.
– Мне нужно было с чего-то начать. – произнесла она, рассматривая лицо художника.
– Ты убила ее? – чуть шевеля губами смог прошептать Дориан. Он оглянулся, чтобы убедиться в том, что слова его не достигли людей.
– Ты причастен. – ответила она чуть слышно, и голос ее потонул в едва ощутимом шелесте дождя. Дориан молчал, и тело его била мелкая дрожь. Он снял перчатку и коснулся обнаженными кончиками пальцев своего лица, стирая с него кровь.
– Как? – с болью выдохнув, удалось произнести художнику. – Я не знаю, кто она, я не знаю. Я не знаю, что ты имеешь в виду. Что ты имеешь в виду? – беспомощно хватая воздух, прошептал он. Он ощутил раскол в своей груди, словно из ребер его выпал осколок и вонзился в его внутренности. Не поддавшись приступу боли, он выпрямился, свысока глядя на Джину.
– Тебе ее жаль? – спросила Джина, касаясь его руки. Дождь смывал кровь с его пальцев, и прозрачно-алые капли собирались в его ладони. Дориан разомкнул губы, наблюдая за тем, как тонкие струйки пара растворяются в воздухе. Он не смог ничего ответить, и Джина настойчиво повторила свой вопрос. Какой-то острый предмет мелькнул в ее руке и оставил след на коже художника.
– Нет. – ответил он. Тяжелые темные волосы прилипли к его лицу и порыв ветра отбросил их назад, обнажая влажную бледную кожу.
Дориан перевел взгляд на толпу и вновь различил среди безразличной, раскачивающейся черными пятнами в тумане, массе выразительное смуглое лицо молодого джентльмена. Он встретился с его глазами, но лишь на мгновение, прежде чем снова потерял его из виду.
– Ее брат. Джонатан. – Джина отступила на шаг, и лицо ее обволокло облако тумана.
– Джина, что я должен сделать? Что я… – Дориан попытался остановить ее, но пальцы его лишь прошли сквозь воздух. Он опустил голову и посмотрел под ноги: кровь подступала к носкам его ботинок. Закрыв глаза на мгновение, он ощутил, как кто-то прикасается к его плечу. Это была не Джина – ее присутствие он ощущал каждой клеткой кожи так, словно стоял у раскаленного очага, – но полицейский, пытавшийся сдвинуть его с места. Поддавшись, он ступил в круг, где шум дождя нарушали людские голоса, и, ослепленный внезапным светом, решился рассказать правду.
2 октября 1849
Дориан стоял в пятне света, окруженный людьми, и дождь смывал последние капли крови с его лица, попадая в глаза. Он откинул со лба волосы и бросил взгляд на труп. Кольцо любопытных сжималось вокруг него, отделяя его от холода за пределами света. Он не различал лиц в желтом сиянии, прорывающемся сквозь клубы тумана, но чувствовал взгляды из глубины затененных глазниц, направленные на него. Его ноги оказались в луже крови. Смуглый молодой джентльмен, Джонатан, тот, что привлек внимание художника минутой ранее, выжидающе рассматривал его лицо. Дориан стоял, слушая, как пульс стучит в ушах, и звуки внешнего мира для него стерлись до тех самых пор, пока звучный голос не привел его в чувство.
