Самиздат в СССР. Тексты и судьбы - страница 19

В феврале 1970 г. суд по делу П. Г. Григоренко, проходивший без обвиняемого, признал его совершившим преступления по ст. 190-1 и 70 УК РСФСР и вынес определение о помещении в психиатрическую больницу. Более четырех лет продержали генерала в психиатрических лечебницах – 40 месяцев в Черняховской спецпсихбольнице, известной своим жестоким режимом и 9 месяцев в московской психбольнице общего типа «Белые столбы».

С трагическими днями генерала Григоренко переплетена судьба молодого врача Семена Глузмана. В 1971 г. в самиздате появились результаты заочной экспертизы, доказывающие факт психического здоровья П. Григоренко, автором которой и был 25-летний врач-психиатр С. Глузман, отдавший за этот документ 10 лет своей жизни – 7 лет в заключение и 3 года в ссылке.

Жена опального генерала Зинаида Михайловна Григоренко многократно обращалась с открытыми письмами к руководителям страны с просьбой освободить ее мужа, а также к руководителям коммунистических партий Великобритании и Италии с просьбой выступить в его защиту (письма распространялись в самиздате). Вызволить генерала из психиатрических застенок пытались А. Д. Сахаров, В. Ф. Турчин, В. Н. Чалидзе и другие правозащитники. П. Г. Григоренко вышел на свободу только в июне 1974 г.

В 1976 г. Петр Григорьевич вместе с Людмилой Алексеевой, Еленой Боннэр, Анатолием Марченко, Александром Гинзбургом, Юрием Орловым и другими правозащитниками подписал учредительный документ о создании независимой общественной Группы содействия выполнению Хельсинкских соглашений.

В конце 1977 г. 70-летний правозащитник получил разрешение на 6-месячную поездку в США для хирургической операции и в гости к сыну. Находясь в Соединенных Штатах, он воздерживался от политических заявлений, напротив, называл гуманным решение советского правительства предоставить ему возможность поправить здоровье за границей. Но 13 февраля 1978 г. П. Г. Григоренко был лишен советского гражданства «за действия, наносящие ущерб престижу СССР». Изгнание было для ветерана Великой Отечественной войны тяжелейшим ударом. Он называл себя «эмигрантом поневоле» и неоднократно обращался в Президиум Верховного Совета СССР и к главам стран, подписавших Заключительный акт в Хельсинки, с требованием вернуться на Родину, выражая готовность предстать перед судом и доказать свою невиновность. В последние годы жизни, находясь на чужбине, Петр Григорьевич не отказался от правозащитной деятельности. Он выступал в защиту политзаключенных в СССР и против войны в Афганистане, написал воспоминания, которые сегодня представляют огромный интерес для изучения истории диссидентского движения в Советском Союзе[73].

Заочная посмертная комплексная экспертиза, проведенная комиссией из 13 ведущих российских специалистов в 1991 г. по постановлению Главной военной прокуратуры, показала, что принудительное лечение П. Г. Григоренко было необоснованным, т. к. психическим заболеванием он не страдал[74].

Людмила Алексеева, возглавляющая сегодня Московскую Хельсинкскую группу, в одном из интервью[75] на вопрос о самом тяжелом решении, которое ей приходилось принимать в жизни, назвала решение подписать свое первое письмо протеста в 1967 г. Отмечая смысловые различия понятий «инакомыслие» и «инакодействие», правозащитница объяснила свою точку зрения: «Когда моего друга Юлика Даниэля арестовали, были письма в его поддержку его друзей и его коллег-писателей. Я не участвовала в этой кампании, просто мне не приходило в голову, что я могу сказать что-то особенное. Я с упоением читала эти письма, перепечатывала их, распространяла. <…> Мы не были инакомыслящие. Потому что подавляющее большинство думающих людей думало так, как мы. <…> Другое дело – инакодействующие…» Именно к инакодействию, требующему большого мужества, а иногда и самоотречения, с учетом понимания последствий, ветеран правозащитного движения относит участие в оппозиционных демонстрациях, публичные выступления на собраниях, личные подписи под письмами протеста.