Он молчал, дружелюбно и серьезно глядя на нее. Задержанная, выкричавшись, сразу смолкла и снова ухватилась за сигарету. Семен Митрофанович не торопился с разговором, оставляя предложение за нею, потому что дорожил он пока не словами, а интонацией. И еще он знал твердо, что долго она не умолчит.
– Мама… – с непонятным ожесточением сказала вдруг девчонка. – Мама, мамочка.
И опять замолчала, яростно затягиваясь. И младший лейтенант промолчал.
– Думаете, легко девчонкам, которые без отцов? – не глядя, тихо спросила она. – Ну, может, у которых матери – мамы, тем еще ничего, а другим… – Она опять помолчала. – Знаете, сколько нам на производстве платят? Нам, у которых специальности никакой? Только-только на еду да на дорогу и хватает. Но ведь и одеться модно тоже хочется. А у вас на всех один разговор.
– Нет, – сказал Семен Митрофанович. – Нет у нас такого разговора. Обманули тебя.
– А везете куда?
– В управление. Положено так.
Он глядел на ее туфельки: она все двигала ими, под лавку запихивала, прятала. Не случайно, ой, не случайно, а раз так, то должен в голове ее вертеться один вопрос. И он все время ждал этого вопроса. И дождался.
– Посадят меня?
– Нет, – как можно простодушнее сказал он. – Навряд ли. Туфли, может, и отберут.
Не удивилась, почему туфли отберут. Только вздохнула:
– Что же мне, босиком по городу идти?
– Зачем же брала? Знала ведь, что ворованное.
– Не хотела я брать их. Как чувствовала.
– За это били?
– Нет… – Она вдруг странно поглядела на него, криво усмехнулась. – Влезли в душу и ворочаетесь? И вы такая же сволочь, как все.
И отвернулась. Младший лейтенант закурил новую папиросу и опять терпеливо стал ожидать вопросов. Обычно, правда, он сам вопросы задавал, разговор направляя, но сегодня любая его неточность могла вновь захлопнуть ее чуть приоткрывшееся сердечко, и поэтому Семен Митрофанович предпочел не спешить.
– А что, пистолеты у вас настоящие или так, для форсу кобуры носите? – вдруг не глядя спросила она.
– Самые настоящие, – сказал Ковалев и для достоверности похлопал по пустой кобуре. – Мы без оружия ни на шаг.
– Почему? – Девочка оглянулась.
Ему очень хотелось, чтобы она заулыбалась, и, увидев в глазах ее слабые искорки, он обрадовался:
– Боимся! Страх у нас такой…
– Врете вы все! – Она все-таки улыбнулась и тут же, словно испугавшись, спрятала улыбку.
Машина остановилась, шофер знакомо посигналил, и младший лейтенант догадался, что прибыли и что сейчас после проверки въедут во внутренний двор управления. И впервые за всю службу пожалел, что знакомый путь оказался вдруг таким коротким.
В пустых и гулких коридорах управления девочка вздернула голову, вызывающе зацокала каблуками и стала еще больше похожа на воробьиху. Ковалев, поглядывая на нее, все сдерживал улыбку: казалось, девчонка вот-вот суетливо и неунывающе зачирикает, заскачет и взлетит к потолку…
Возле кабинета следователя Хорольского младший лейтенант остановился. Усадил задержанную на стул у двери, погрозил пальцем, чтоб слушалась, одернул тужурку и только после этого постучал. Там что-то крикнули, и Семен Митрофанович открыл дверь:
– Разрешите?
Вошел в кабинет, притворил за собой дверь, отрапортовал, с чем прибыл, и отдал пакет. Хорольский, не глядя на него, разорвал пакет: там лежал заводской пропуск и сопроводительная. Хмурясь, следователь долго читал сопроводительную, а младший лейтенант все так же дисциплинированно стоял у стола.
