Дверь скрипнула, и дварфиха триумфально внесла в комнату свадебное платье из белого шелка с золотым кружевом на рукавах. Лиф украшал мелкий жемчуг с матовым блеском, что наверняка обошлось очень дорого. Инь восхищенно ахнула, увидев его. Ей даже подумалось, что Анджел, как тот художник из песни, что подарил миллион алых роз.
Служанка помогла переодеться, а он, скрестив на груди руки, молча стоял и смотрел. Ткань с шорохом упала на пол, обнажая фигуру, по которой скользил его жадный взгляд. Дыхание Анджела стало чуть глубже, а пальцы нервно сжались в кулак, выдавая желание, которое тщетно пытается скрыть.
Инь почувствовала себя сначала неловко, но, рассудив, что ничего нового в ней не увидят, перестала стесняться. Должно быть, Анджел и так помнит каждую родинку тела, раз привязался к нему.
Когда шелк коснулся кожи, она вздрогнула – платье было прохладным, но мягким, будто обнимая ее. Дварфиха затянула шнуровку, подчеркнув грудь и бедра, и отступила, оставив невесту стоять в центре комнаты, давая осмотреть, как статую.
Жемчуг ловил свет, заставляя сиять, а ткань мягко струилась, обрисовав ее ноги. Инь медленно повернулась, гордо демонстрируя идеальные полушария своих ягодиц, и кадык Анджела дернулся, словно он подавился. Глаза потемнели, но новоиспеченный жених остался на месте, как из упрямства.
Служанка ушла, тихо закрыв дверь, и только тогда он хрипло выдавил, наконец из себя:
– Боже, как ты… красива!
Услышав такой комплимент, Инь внимательно так посмотрела, отметив классическую борьбу двух полярностей – разум, кричащий «уйди», и тело, что явно собиралось «предать». Она не решила, чью сторону выбрать, но подозревала, что сейчас себе врет.
Анджел во взгляде Инь что-то увидел, но стоял, как приклеенный, уверенный, что рыбка на крючке и уже не сорвется. Возможно, она о себе знала намного меньше, чем он. У него было время изучить ее внутри и снаружи в доме у Мири. Есть понимание, где, как и что она любит, а чего избегает. В партии, которую они играли еще с первого дня, это был джокер.
Если и существует идеальный любовник, то для Инь им был сейчас Анджел. Его свидания с ней, как тот «день сурка», который она забывала, а он копил опыт – удачный и неудачный. Репетиций уже было много, а сейчас, похоже, финал.
Инь медленно, почти невольно, сама подошла, заинтригованная манящим ее магнетизмом. На каждом шагу шелк платья шуршал, словно шептал, подсказывая, как снять его быстро. Какое податливое и дивное тело под ним. И Анджел хорошо знал его вкус.
Еще сомневаясь, Инь протянула руку и легко коснулась его, словно проверяя, что это разбудит. Пальцы, почувствовав под камзолом учащенный стук сердца, расстегнули пуговицу и осторожно скользнули под ткань. Теперь оно пойманной птицей билось уже под ладонью, словно рвалось ближе к ней. Кожа была горячей, слегка влажной от пота, и пахла чем-то травянистым и свежим – этот мужской аромат Инь любила.
– Хочешь меня, да? – неожиданно для себя прошептала она. Голос был низким, чуть с хрипотцой, а она даже не поняла, как это сказала. – Помнишь мой вкус? Как тебе я внутри?
Анджел задрожал, его руки легли ей на талию, сминая шелк, и подтянули рывком так, что их бедра коснулись друг друга. Губы нашли ее шею – горячие, жадные, впились, оставив влажный след ниже уха.
Закрыв глаза, Инь выгнулась, не сдержав тихого вздоха. Жар разлился по телу, сосредоточившись там, где его пальцы мяли ягодицы через тонкую ткань, стягивая шелк так, что он натянулся, обрисовывая их полушария, как второй кожей. Мужские ладони словно приклеились, не в силах оторваться от них.
