Моня шагал по лесной тропе, щурясь от редких солнечных лучей, что пробивались сквозь крону деревьев. Впереди маячила спина Роби с огромным мечом в ременной петле, и кончик клинка едва не цеплялся за землю. Стук их сапожек был единственным звуком, помимо шепота листвы над головами. Они остались вдвоем, Анджел уехал еще на рассвете, чтобы выбить пропуска в шахту, на что могла уйти пара дней. Но сейчас мысли заняты совершенно другим, не давая покоя.
Устав гонять их по кругу, Моня раздраженно пнул мухоморы, что семейками росли вдоль тропы, как дорожные знаки. Красные шляпки улетели в траву, а его взгляд рассеянно скользнул по маняще качавшимся полушариям Роби. От их созерцания либидо поднималось, как температура в горячке, а этой ночью его и так выжали, словно лимон.
И веселье, видимо, вышло на славу, раз использовал «Рыбкину Память», чтобы не помнить его. Догадки на этот счет, разумеется, были, но пусть уж всё это останется там. А вот это утро Моня запомнил. Как раз оно и беспокоило больше всего, оставив ощущение, что пропустил нечто важное – то, что нельзя пропускать.
Оно началось, как обычно: Моня сел за стол, потирая заспанные глаза, а сестра уже была там, склонившись над миской. Но что-то было не так. Юлька сама не своя. Не хмыкнула, не бросила колкость, а почему-то молчала, водя ложкой по краю тарелки, словно рисуя узор. Под глазами темнели круги, будто всю ночь не спала.
А когда поймал ее взгляд – улыбнулась, но как-то кротко и тихо, лишь уголком губ. Эта полуулыбка, словно повисла в воздухе дымкой, и Моня замер с куском хлеба в руке.
– Ты чего такая? – спросил настороженно.
Юлька пожала плечами, опустила ресницы и пробормотала:
– Просто устала.
Без привычного уже «отвали». Да и голос был не таким, как всегда. Обычно звенел, резал, как ножик, а тут – мягкий и теплый, как растаявший шоколад – почти шепот. Взгляд с поволокой и еще какая-то тягучая нежность в движениях, которая поставила Моню в тупик.
Да что это с ней?
Когда Юлька ему протянула соль, ее пальцы задержались чуть дольше, легко коснувшись руки. Всего на мгновение, но оно почему-то застряло в сознании, точно заноза, терзая его.
Поперхнувшись, Моня прокашлялся и отвернулся к окну, гадая, что могло с ней случиться. Посмотрела слезливый хентай? Скорее начиталась медицинских статей и нашла у себя все симптомы, решив, что неизлечимо больна. А теперь «умирает» и прощается с ним.
Или что-то еще?
Любая аномалия имеет причины, но в неясном мареве психики их трудно найти. Особенно в женской, где логики мало или нет вообще. Вероятно, поэтому Юлька молчала, задумчиво рисуя ложечкой незримый узор.
Моню это пугало. Он увидел ее не язвительным и угловатым подростком, а взрослой девушкой, которая почти незнакома ему. Что-то смягчилось в ней, сгладилось, обрело женственную плавность – другие движения, другая улыбка. Тонкая кость, нежные запястья, чуть округлившиеся бедра и мягкие изгибы, которых словно не было раньше.
