Перед нами поставили тарелки с тушеными овощами и порубленным мясом. Чуть позже принесли кашу и разлили по стаканам чай.
– Я кое-что узнал.
Гранчи, дождавшись, пока нас покинет столовский работник, склонился над тарелкой. Говорил почти шепотом, так, чтобы слышал только я. Больше за нашим столом никого не было. Гадула и четвертый парень с караула, с которым я почти не пересекался, сразу отправились спать. Они никогда не завтракали. Говорили, плохо себя чувствуют, если уснут на полный желудок.
– Вчера была большая шумиха.
Гранчи всматривался в меня, пытался прочесть, понимаю ли, о чем идет речь.
– Так, – ответил я, и он сразу повеселел.
– Весь город стоял на ушах. Народ только и делал, что обсуждал эту надпись. А мы были на посту.
От досады Гранчи хлопнул кулаком в ладонь. Сидевшие за соседними столами обернулись в нашу сторону.
– Как повели себя Прокси? – спросил я с набитым ртом.
– Говорят, проторчали у доски чуть ли не час. Что-то записывали, срисовывали.
– Надпись так и осталась? Ее не стерли?
Гранчи всыпал в себя остатки овощей и мяса. Его щеки стали похожи на два шарика размером с детские кулачки. Он поднял вверх ложку, призывая меня дождаться ответа, пододвинул тарелку с кашей. Я едва осилил половину порции мяса.
– А ты думаешь, почему я ем быстрее обычного? И тебе бы неплохо поторопиться.
Есть в таком темпе я не мог. Гранчи был крупнее меня раза в полтора, а то и два. Единственное, что пришло на ум, – отдать ему свою порцию каши. Он не смог отказаться, а я выиграл время.
– Ты говоришь, они что-то записывали?
– Целый час писали.
– А сколько их было?
– Да откуда же я знаю? Передаю, что услышал сам.
– Ладно, не кипятись.
Я приступил к чаю.
– Не удивлюсь, если в ближайшее время нас заставят много писать от руки, – сказал я.
– Это еще зачем? – спросил Гранчи, полоща рот чаем. Его вдруг осенило. – Почерк? – глаза Гранчи забегали по сторонам.
– Почему бы и нет? – я пожал плечами.
– Скоро узнаем. Скоро мы все узнаем.
Гранчи хлопнул стаканом по столу.
– Долго тебе еще?
Я осушил стакан.
– Отлично. Можем идти. Жаль, смена Эльзы подходит к концу. Готовит она что надо. Вдруг после нее попадется какая-нибудь неумеха? И что тогда? Голодать?
Гранчи помахал светловолосой поварихе, которая, не в силах скрыть смущения, отвернулась. Похоже, между ними что-то было. Похоже, я нашел информатора Гранчи.
* * *
– Какой идиот мог совершить такое?!
Ночью я уже слышал нечто подобное.
Мы стояли у доски посланий.
Саппалит постепенно оживал. Наверняка Дива совершил утреннюю медитацию, теперь начинавшуюся еще в темноте, на своем холме. Появились первые жители – любители утренних прогулок. Некоторые смотрели на нас, некоторые заглядывали на доску – не появилось ли чего нового. Гранчи продолжал выплескиваться, иногда переходил на совсем неприличные словечки, смысл которых я не всегда понимал, но догадывался о содержании. Казалось, он всей душой болел за Саппалит, Прокси и Диву. А я смотрел на надпись, не ощущая никакого прилива эмоций.
Я не сильно разбирался в почерках, углах наклона букв, палочках и крючках. Но даже мне было понятно, что надпись – дело рук того, кто совсем плохо владеет письмом. Вернее, не владеет полностью. Как будто ему пришлось перерисовывать чужеродные буквы с заранее принесенного листа.
Буквы нанесли желтой краской, но не густой и плотной, какую мне доводилось видеть раньше, в железных ржавых банках с едким, но чем-то приятным запахом. Эта краска выглядела легкой, прозрачной, а слой ее был меньше волоса толщиной.
