Василиса вошла в калитку, держа конфетку в руке. Но, увидев что-то, возвратилась.
– Старик, подойди! – позвала мужа.
– Чего тебе? – спросил Ефим недовольно, но сошёл с крыльца, в руке держа колодку; фартук сполз до колен.
– Кто-то отъезжает от Кирилловны: чемодан у крыльца.
– Некому отъезжать, – сказал, разводя руки, Ефим. – Может, прибыл кто.
– Побегу…
– На кого ребят покидаешь… – услышала она голос Агафьи Кирилловны.
– Что стряслось, сватья? – спросила Василиса.
– Дочка уезжает… – дрожа губами, сказала Агафья Кирилловна.
– Куда черти понесли? – выпалила Василиса. – В голову стукнуло!
Ксения металась из кухни в комнату, пихая тряпки в сумку.
– Неладно… – шепнула Агафья Кирилловна.
– На кассе сидит, – сама себе прошептала Василиса, – деньги на дорогу есть… Гляди, сватья, чтоб не потянули тебя с Семёном, – шепнула Агафье Кирилловне.
– Куда потянули? За что?
– А за то, – упёрлась Василиса. – Может, чего натворила касатка, и дёру даёт. На кого сынов оставляешь, Ксюша? – Обратилась она к снохе.
– Перестаньте долбить! – взвизгнула та из комнаты.
– Змея подколодная, шипит, а на своём стоит… – бросила Агафья Кирилловна.
С сумкой в руке, выскочила из комнаты Ксения. Кинув на ходу: «до свиданья, напишу…», она спрыгнула с крыльца, чмокнула на ходу Сашку в щёку и, подхватив чемодан, засеменила к станции.
«За проявленные смелость во время выполнения задания командования, старшего сержанта Ерёмина наградить полумесячным отпуском…» – прочёл капитан перед строем солдат приказ. Сидя на заплёванном полу теплушки, Виктор вспомнил значимый для него эпизод, понимая, что отпустили из-за контузии, чтобы немного подлечился. В вагоне было полно раненых; одни спали, другие что-то требовали. Перед теплушкой – вагон-кухня, дальше – вновь теплушки, набитые ранеными. «Хорошо бы перебраться на пассажирский», – подумал Виктор.
Но до места пришлось добираться в товарном вагоне. Бесконечные переформирования и стоянки утомили. И лишь думы о любимой скрашивали дорожные тяготы.
Наконец добрался до места. Солнечное утро встретило его золотом листьев. Дорога пылила. Минуя рощу, Виктор помрачнел, вспомнив. Наконец долгожданный дом. Чувствуя себя другим, возмужавшим, вступил он в знакомый двор. Через минуту, лишь откроется дверь, он увидит её! Милая! Как же скучал! Вдруг кольнуло сердце от непонятного предчувствия.
Войдя в дом, он увидел карапуза, пытающегося прикрыть заслонку русской печи. Из комнаты слышался храп; в стекло окна билась муха. Сев на корточки, Виктор прижал малыша к груди, всматриваясь в любопытные глазёнки.
– Кочегарик мой… – прошептал.
Малый погрозил ему пальцем:
– Тише, баба спит.
– Не узнал меня, сынок?
Выбравшись из объятия Виктора, карапуз потопал, переваливаясь, в комнату, подкатился к кровати и потормошил спавшую Агафью Кирилловну:
– Папа привёз игрушку…
Агафья Кирилловна вскочила, засеменила в кухню, заахала, заохала, к Виктору прислонилась, слёзы потекли по щекам.
– Ладно, мам, ничего не случилось. Вы-то как?
– Всё бы ладно, да Ксюшка нас бросила.
– Бросила… – сквозь зубы проговорил Виктор, подумав: «Опять».
– Убралась… Ни слуху, ни духу, – отвечала Агафья Кирилловна. – Где живёт, не знаем.
– С ним убежала? – шёпотом спросил Виктор, голову сжав ладонями.
– Многое говорят, – ответила Агафья Кирилловна. – Кто говорит, с ним, кто – одна. Варнак тут крутился, теперь исчез. Видно, с окаянным.
