– Не стану закрываться, но долго не гуляй.
Непрерывно сыпал дождь. В Доме шахтёров, слышно было, играл оркестр.
– Неля, я туфли забыла…– спохватилась Анна.
– С тобой всегда что-нибудь… – огорчилась Неля.
– Я сама схожу за туфлями, а ты пока потанцуй, – предложила Анна.
– Аннушка, хорошо знаешь, что не останусь без тебя.
– А мне танцевать что-то расхотелось, и вообще, когда танцую, то думаю о тех, кого немцы пытают, даже расстреливают, и мне стыдно становится.
– Теперь понимаю, отчего убежала ты в субботу с танцплощадки.
– Может, и поэтому, так что напрасно разозлилась ты на меня.
– Я не разозлилась, было грустно: Валерка не пишет.
Домой подруги возвращались в молчании. Анна ещё не дружила ни с кем, а Неля с Валеркой хороводилась давно. Анна помнит, как на свадьбе сестры Валерка на Нелин пальчик надел кольцо золотое. Она тогда подслушала, как Валерка шепнул: «И мы свадьбу скоро сыграем». Просто сказал… А Анюта любовь представляла себе иной. Мечты юной девушки были прекрасны!
– Пока, Аня, – возле калитки Неля обняла подругу, как в мирные времена.
С утра сыпали снежные хлопья, но в полдень сверкнуло солнце, и снег растаял, образовывая лужи; сразу потемнели дороги, крыши изб. Однако к вечеру вновь закружились снежинки.
– Ишь, закрутило! – высказалась Василиса, зайдя к Рязанцевым и стряхивая с плеч снежок. – Сват, здорово!
– Здорово… – буркнул Семён, не настроенный болтать.
– Сват, подлечили тебя, аль наоборот? – опохмелившись, Василиса молчать не собиралась.
– Подлечили, – бросил Семён.
– Хорошо, что на операцию не лёг… – баба придвинулась к нему. – Помнишь Силантьича? Зарезали в больнице.
– Чего зря языком молоть! – психанул Рязанцев. – Ему восемьдесят было, никакая медицина таких не спасает.
Донёсся хохот малышей; Вовка пихал с постели Сашку, тот падал на пол, оба громко смеялись. Вдруг меньший заревел. Вовка прикрылся одеялом. Василиса поспешила в комнату и склонилась над младшим внуком, чтоб пожалеть, но тот, умолкнув, обежал старуху и уткнулся деду в колени.
– Чего бегаешь от бабки, отшельник? – дед погладил малыша по голове.
– Она пьяная, – всхлипнул Сашка.
– Гляди-ка, – возмутился Семён, – гнида, а судит.
– Не гнида… – промямлил малыш.
– Ладно, не гнида, – усмехнулся дед. – Вова! – крикнул, – где бумага, что почтальонка утром принесла?
Вовка зашлёпал босоного по полу и принёс конверт. Василиса, подержав его, вынула листок с печатными буквами.
– Похоже, бумага важная, но не вижу, что в ней, без очков.
– Агафьевны одень, – предложил Семён.
– Не по глазам, сват, истинный бог, не вижу, – отложив очки, сказала Василиса.
– Дай мне! – протянул руку Семён. – Когда-то читал…
– Прочитай как-нибудь, – заёрзала нетерпеливо Василиса.
– Пы-хы, – начал дед читать, – ры. – Лист задрожал в руке его. – Что за буква, убей, не помню, забыл всё.
– Вроде буква кы.
– Так-так, – потеребил бородёнку, Семён, – кы, говоришь? Получается пы-хы-ры-кы… Не пойму.
– Когда вырасту, – встрял Вовка, – пойду в школу и все бумажки перечитаю.
– Это нескоро, – отрезал Семён. – Пошёл к чёрту, читальщик!
– Сходим к Кузнечихе? – дочь её прочитает, – предложила Василиса.
– Нечего по холоду ходить, – буркнул Семён, и сунув конверт под клеёнку.
– А бумага, похоже, важная.
– Может, права…– согласился Семён, подумав. – Пойдём…. Вовка, принеси! – крикнул.
– Чего принести?
– Иду к Кузнецовым, а ты не понимаешь, что принести?
