Сатурн, Змея и Амариллис - страница 7

Исследовав несколько комнат, я наконец добрался до картинных галерей. И только в этот момент ощутил, как участилось моё дыхание. Неровный свет одной из комнат являл взгляду угольно-чёрные работы Редона. Жуткого вида циклоп улыбался навстречу вошедшим. С левой стороны на гостей взирал печальный Парсифаль, а рядом с ним пригнездился мрачный ворон. На правой стене соседствовали друг с другом близнецы-пауки, один из них плакал при виде посетителей, второй же им улыбался. Я стал бродить от одной комнаты к другой, разрываясь от противоречивых ощущений – мне хотелось рассматривать каждую картину часами, но в месте с тем я не мог устоять на месте, зная, что тут есть и другие. Вот демон Фюссли давлеет над телом беспомощной девушки в компании слепой кобылы, а в соседней комнате хладнокровный Сатурн Рубенса пожирает плоть своего собственного сына. Рядом – Юдифь, заживо обезглавливающая Олоферна. Дьявол Мемлинга топчет грешников в аду, а отвратительный монстр Розы нависает всем своим мерзким телом над припавшим к земле святым Антонием. Полотна Жерико без стеснения и во всех красках демонстрировали отрубленные и гниющие человеческие головы и части тел.

Но, пожалуй, больше других меня захватила комната, серые стены которой хранили в себе болезненный гений старого испанца Гойи. Здесь мерзкие ведьмы сбирались на шабаш в компании чёрной козлиной фигуры, а жуткая улыбка на лице смеющейся женщины вселяла смутное беспокойство. Здесь двое мужчин бились насмерть дубинами, а Сатурн вновь пожирал своё собственное дитя. Но, в отличие от версии Рубенса, в этом титане было больше от зверя, чем человека. Дикая тварь безжалостной хваткой смыкала пальцы на окровавленном мёртвом тельце и пировала родной плотью, вперив безумный лик прямиком в наблюдателя. Я слышал хруст детских костей и сырое чавканье немого животного. С той же жадностью, с какой безумный Кронос поглощал свою жертву, сама эта мрачная сцена поглощала всё моё внимание и воображение. Я совсем не заметил шагов, остановившихся чуть поодаль, за моим левым плечом.

– Прекрасная картина, не правда ли?

Слова, подобно заклинанию, вырвали меня из оцепенения. Я обернулся на мягкий голос, коснувшийся моего слуха – рядом стояла незнакомая женщина, которую я раньше не видел среди гостей. Белая кожа её тонких предплечий, скрещенных поверх алого платья, из-за такого сочетания казалась даже бледнее моей. Длинные пальцы спорили в хрупкости с изящно удерживаемым ими бокалом вина. Она пристально смотрела на полотно, почти не мигая, а во взгляде её играл такой влажный блеск, будто она собиралась заплакать.

– Мир впервые увидел «Тёмные полотна» около двадцати лет назад, в Париже. Тогда эти картины так никто и не смог понять, а сегодня мы собираемся в доме богатого дурака, словно на какой-то шутовской ярмарке, только для того, чтобы краем глаза взглянуть на их репродукции.

– Репродукции?

Незнакомка сомкнула веки, а когда вновь их открыла – чарующий блеск бесследно исчез. Она оглянулась вокруг, будто только что очнулась ото сна, на лице у неё появилась снисходительная улыбка.

– Естественно. Вы же не думали встретить здесь оригинальные работы? Это было бы верхом наивности. Мистер Эденфилд пытается казаться тонким ценителем искусства, но он всего лишь стареющий вдовец, не знающий, куда деть свои деньги. Сегодня он покровитель «мрачного» творчества, а на следующей неделе продаст всю свою драгоценную коллекцию, чтобы построить на заднем дворе конюшню с породистыми жеребцами, как только услышит, что конный спорт вошёл нынче в моду.