– Всё-таки нашла кавалера? – усмехнулась она и схватилась за своё колено, удерживая баланс.
– Мама, что ты такое говоришь, – поцеловала я её в щеку.
– А где ж ты столько была? – подколола она меня.
– Долгая история, прости, больше я не уйду, – сказала я, зная, что десять тысяч долларов лежат в моей сумке.
– Да я ж всё понимаю, дело молодое, – не унималась она. – Ты не обязана сидеть со мной сутками.
– Ну как не обязана, конечно, обязана, – я подняла её на ноги и проводила до ванной. Потом мы пошли на кухню, я усадила её на стул с подлокотниками, который специально купила, чтоб ей удобно было вставать, держась за опору.
– Как ты себя чувствуешь? Приступов не было? – спросила я, включая чайник и доставая две кружки.
– Всё со мной нормально, лучше расскажи, где ты была, что делала?
– Даже не надейся, внуков пока не будет, – ответила я.
– Ну вот, опять ты мне сообщаешь плохие новости, а у меня сердце, – наигранно схватилась мама за правую сторону. Это была наша шутка. Она всегда так делала, а я всегда улыбалась.
Мы провели целый день вдвоём, я приготовила вкусный суп с маленькими шариками фарша, который мама любила и сама частенько готовила до болезни. Когда время подходило к девяти, она спросила:
– Ты не пойдешь на работу?
– Нет, я уволилась, – ответила я, отчасти не соврав.
– Ну вот, замучаешь меня теперь своей заботой, а как хорошо всё шло, – простонала мама, жалуясь на своё тяжёлое положение и гиперопеку с моей стороны.
– Ты хочешь куда-нибудь съездить? – спросила я у неё, когда мы смотрели фильм, где главные герои отдыхали на море. Я думала сбежать из города и завтра собрать вещи, купить билеты и залечь на дно.
– Хочу туда, где нет надоедливых детей, – улыбнулась она.
– Я серьезно, давай куда-нибудь поедим, ты отдохнешь, может, опухоль напугается шума моря и исчезнет.
– Ты такая наивная, – снова рассмеялась мама.
– Я никуда не хочу, да и по квартире еле двигаюсь. Дай мне спокойно помереть, – сказала родственница, не понимая, что меня это ранит и я хочу как лучше.
– Что ты такое говоришь? Ещё сто лет проживешь, – ответила я, зная, что ей осталось недолго. На глазах отчего-то проступили слезы, и я обняла её, прижимаясь к плечу.
– Вырастила нюню на свою голову, – погладила она меня по голове.
– Я не нюня, – ответила я уже всхлипывая.
– Ревешь, как нюня.
Мы уснули за полночь, разговаривая о разном. Когда я пошла в очередной раз в аптеку с рецептом, я поблагодарила бога за то, что у меня есть деньги в кармане. Я купила лекарства сразу на полгода вперёд и, зайдя в продуктовый магазин, купила продукты. Билл мне не звонил и не писал из-за того, что я не вышла на работу. А я, наплевав на правосудие, решила, что последние полгода проведу с близким человеком. По статистике, такие дела всегда оборачиваются против жертвы, меня просто выставят психически больной и отправят на принудительное лечение, вместо того чтобы посадить влиятельного мужчину.
В субботу вечером в дверь позвонил Билл.
– Что тебе нужно? – спросила я через преграду.
– Возьми деньги для сестры, – сказал он, показывая мне небольшую пачку денег.
– Положи и уходи, – сказала я, не желая открывать этому упырю дверь. Он, к моему удивлению, положил деньги прямо на пол и ушел. Подождав пять минут, я открыла, чтобы забрать купюры, и, сделав два шага, меня схватили, закрывая мне лицо тряпкой.
Я очнулась уже голая в тринадцатом номере и дёрнулась, но руки и ноги были закреплены.
