Когда первая радость от полученного известия прошла, Лиза притихла и задумалась. Пяльцы выскользнули из ослабевших пальцев, с легким стуком упав под ноги, но девушка и не заметила. Она смотрела в открытое окно, навалившись грудью на подоконник, и смутное беспокойство начало зарождаться внутри: где-тот в районе желудка нервно затрепетало, распространяя дрожь по всему телу.
Палаша, шившая новое платье для своей барышни здесь же на скамеечке, недалеко от Лизы, тихонько встала и ушла, оставив девушку наедине с уличными звуками. Девка решила, что барышня заснула, так неожиданно тиха и недвижна стала Лиза. Но Лиза не спала, нет… она вспоминала, а, может быть, грезила… Бог знает какими словами можно описать охватившее её оцепенение.
Митя… Его серые с зелёным отливом глаза, как будто почерпнутые из лесного озера, то весело мерцающие, то загадочно-глубокие, то неподвижно-стальные мелькали у девушки перед взором, завораживая и… пугая? Да-да! Наконец, она нашла то слово, которым можно охарактеризовать хоть малую часть чувств, внезапно нахлынувших к сердцу. Да! Она боится…
Тут же эта мысль показалась до невозможности глупой и Лиза, фыркнув, как норовистая лошадка, заставила себя произнести внушительно, чтобы прогнать прочь внезапно утвердившуюся уверенность в своем страхе:
–Митя. Брат.
Она плохо помнила пору своего раннего детства, но знала, что иногда, хотя не часто, маленький Дмитрий проводил лето в имении. Смутно припоминала неподвижного, флегматичного мальчика с мелкими кудряшками на крупной голове. Впрочем, уже тогда ей было интересно наблюдать за братом…
Появление Дмитрия в имении в пору его взросления стало для Лизы необыкновенным потрясением. Он появлялся в Усадах всегда внезапно, всегда в окружении веселых, горластых друзей и мало обращал внимания на тонкую худую девочку с туго заплетенными косами. Да, по правде говоря, не замечал вовсе. Ну а Лиза наблюдала во все глаза: Митя был не таким, каким запечатлело её детское сознание. Он был быстр и подвижен, как была жива и разнообразна его речь. Он сочинял и декламировал стихи, неплохо играл на пианино и, казалось, старался всё испробовать и всё успеть. Лиза была очарована бурлящим блеском юности и незаметной мышкой наслаждалась наступившими в брате переменами.
Внезапно все изменилось. Брат исчез на целых три года, и Лиза вновь осталась предоставлена сама себе. Конечно, при ней всегда была чопорная, затянутая в извечно серое платье, мисс Мортон. Гувернантка успешно учила девочку английскому и французскому языкам, читала длинные проповеди о морали и этикете. По существу, она была единственным светским обществом молоденькой барышни. Поэтому, скорее от безысходности, чем от прилежания, Лиза была примерной ученицей.
Иногда, вместе с мисс, она встречалась с дочерями соседа-помещика Мещерского, такими же тихими и незаметными девочками, как и она сама. При встречах улыбались друг другу насквозь заученными улыбками и говорили степенно, как старые, обремененные детьми, матроны.
Лиза изнывала от скуки и не упускала случая, чтобы улизнуть от своей верной мисс. Находила, чем украсить свой досуг – скакала на лошади, оставив сопровождающего, старого дядьку Акима далеко позади, или, на худой конец, отправлялась на рыбную ловлю. Правда, удавалось ей это нечасто.
Она много читала – библиотека в имении была забита всевозможными тяжелыми фолиантами. А долгими зимними вечерами, когда глаза уставали от неизменного рукоделия при неверном трепетании свечей, старая нянька баловала девочку причудливыми сказками и жалобными тоскливыми песнями, сродни завывающему за стенами дома ветру.
