Однажды зимним утром Митя приехал, не один: целая куча народа, разодетая в собольи шубы, расшитые тулупы; нарядные сани с медвежьими пологами; красивые кони, выдыхающие паром из трепетных ноздрей; потрясающие женщины и элегантные мужчины… все было ярко, необычно и празднично.
Брат небрежно чмокнул Лизу – замотанную по случаю мороза в невероятно огромную шаль – в щёчку и подтолкнул, как глупого щенка, в сторону самой ослепительной из прибывших женщин. Сказал:
– Моя сестра – Лиза.
– Можешь называть меня – Полина Александровна, – потрепав девочку по замерзшей щечке, снисходительно предложила дама.
Лиза не сумела ничего ответить. Она была вновь потрясена – Митя поразительно отличался от себя прежнего: исчезла его юношеская пылкость, а желание объять необъятное сменилось спокойной уверенностью.
Эта красивая дама… Полина Александровна, так и льнула к Дмитрию, никого не стесняясь. Благодаря этому Лиза смогла взглянуть на брата с неожиданного ракурса. Рассматривала самовольно изогнутые брови, суровые губы; слегка раздутые крылья носа придавали его лицу некоторую свирепость, особенно, когда он злился… а возникающая неожиданно улыбка стирала всю нарочитую твердость увиденного образа.
Почти желтые, волнистые волосы, которые брат не прятал под шапкой, не смотря на мороз, без конца привлекала внимание Полины, длинные тонкие её пальцы старались погладить, завладеть прядями… Из чего Лиза заключила, что они шелковисты и мягки, как лён. Глазами другой женщины Лиза поняла, что Митя очень красив.
А дама, заметив пристальный интерес сестры к персоне брата, не приятно пораженная этим, прошептала громко, явно рассчитывая на многочисленные уши:
– Странная у тебя сестра, Дмитрий, совсем, как лесной зверёк.
Обида захлестнула девочку с головой, но она вида не показала – лишь побледнела щеками и ещё выше вздернула замерзший носик. Кто бы ни была эта красивая дама, она не смеет обсуждать особу, в жилах которой, пожалуй, есть и малая толика царской крови. И брат непременно ей об этом скажет!
Но Мите небрежно ответил, даже и не взглянув на сестру, не увидев её обиды и разочарования:
– Оставь девчонку в покое.
Лиза заплакала лишь вечером. Проведя весь день среди блестящего общества и ощущая себя невидимкой, она убедилась в справедливости слов, сказанных высокомерной красавицей: она – зверушка! – никчемная, неуклюжая… А взгляд в зеркало довершил приговор: она – дурнушка!
В этом определении присутствовала толика правды, Лиза лишь только вступила в пору просыпающейся женственности. Всё её тело, готовое к преображению, сейчас представляло собой скопление угловатостей и неровностей, движения были неловки: то неожиданно резкие и суматошные, то на удивление медленные и неуклюжие. А лицо представляло собой настоящую головоломку – непропорционально вытянутое оно могло заставить лишь предполагать, что со временем организуется на этом живом полотне, то ли воплощенное совершенство, то ли невыразимое уродство.
Теперь Митя приезжал регулярно, привнося в сложившейся распорядок жизни Усад смятение и хаос. Легкие веселые вечера неожиданно перемежались шумными, тяжелыми попойками с неизбежными скоморохами и цыганами. Иногда это разнообразилось охотой на дрожащих зайцев и огненных лисиц. И всегда рядом с братом была какая-нибудь ошеломительная женщина, каждый раз новая. Блондинку сменяла брюнетка, а то и рыжая…
