Сборник «Последний стих» - страница 2

Его наследие – парадокс. Романтик, воспевавший бунт, стал жертвой собственных иллюзий. Солдат без чинов – но кавалер Георгия. Писатель, чьи книги запрещали, но тайно переписывали. Декабрист, чьё имя стёрли из истории, но чьи идеи, как подпольные ручьи, питали реки будущих реформ. Даже псевдоним «Марлинский» (в честь балтийских волн) стал символом – вечного движения между надеждой и гибелью. Бестужев, с каторги писал брату Павлу: «Мы были первыми искрами, но пламя, которое мы зажгли, не угаснет. Пусть нас разметало ветром истории – другие подхватят светильник».

Одно из последних стихотворений поэта:

Еще ко гробу шаг – и, может быть, порой,

Под кровом лар родных, увидя сии строки,

Ты с мыслью обо мне воспомнишь край далекий,

Где, брошен жизни сей бушующей волной,

Ты взора не сводил с звезды своей вожатой

И средь пустынь нагих, презревши бури стон,

Любви и истины искал святой закон

И в мир гармонии парил мечтой крылатой.

1837г.

_____________________________________________________________________________________

БЛОК

Александр Александрович

26 ноября 1880г. – 7 августа 1921г.

Поэтесса Марина Цветаева, еще в 1916году посвятила целый цикл стихов Блоку.

Имя твоё – птица в руке,

Имя твоё – льдинка на языке,

Одно единственное движенье губ,

Имя твоё – пять букв.

Мячик, пойманный на лету,

Серебряный бубенец во рту,

Камень, кинутый в тихий пруд,

Всхлипнет так, как тебя зовут.

В лёгком щёлканье ночных копыт

Громкое имя твоё гремит.

И назовёт его нам в висок

Звонко щёлкающий курок.

Имя твоё – ах, нельзя! —

Имя твоё – поцелуй в глаза,

В нежную стужу недвижных век,

Имя твоё – поцелуй в снег.

Ключевой, ледяной, голубой глоток…

С именем твоим – сон глубок.

15 апреля 1916

Значимость личности Александра Блока в русской литературе невозможно переоценить.

Блок разорвал вековую традицию русской элиты, боготворившей Европу. Париж, этот «светоч цивилизации», вызвал у него омерзение: «Неотъемлемое качество французов (а бретонцев, кажется, по преимуществу) – невылазная грязь, прежде всего – физическая, а потом и душевная. Первую грязь лучше не описывать; говоря кратко, человек сколько-нибудь брезгливый не согласится поселиться во Франции», “Биарриц (курортный город на юге Франции) наводнён мелкой французской буржуазией, так что даже глаза устали смотреть на уродливых мужчин и женщин… Да и вообще надо сказать, что мне очень надоела Франция и хочется вернуться в культурную страну – Россию, где меньше блох, почти нет француженок, есть кушанья (хлеб и говядина), питьё (чай и вода); кровати (не 15 аршин ширины), умывальники (здесь тазы, из которых никогда нельзя вылить всей воды, вся грязь остаётся на дне)…”

Может именно поэтому, когда возник выбор, уехать из Советской России или остаться поэт некогда не рассматривал вопрос иммиграции.

Октябрь 1917-го он встретил как очистительную бурю. В «Двенадцати» – поэме-вихре – Христос в кровавом венце вёл красногвардейцев сквозь метель. Но скоро восторг сменился холодом. Новая власть, приглашая его на митинги и в комитеты, выжимала из поэта «организатора», требуя служить, а не творить. Блок, словно тень прежнего себя, метался между театрами и чиновничьими кабинетами. Его дневники 1920-го полны отчаяния:

– „Я не могу писать стихов – я не могу даже читать их. Всё во мне умерло“ (июнь 1921).

– „Я превратился в рабочее животное… Осталась только обязанность“ (письмо матери).