Мои «заготовки» так гнуться не могли!
В лесу у нас есть свое место – «стрельбище». В 5—7 классах мы пуляли тут из «поджигных» и луков.
Каждый вечер мы, по привычке, приходили сюда, но уже с гитарой.
Жора улегся на красящем, как медицинская зеленка, штакетнике в куртке Паленого (Валерки Святцева).
Буба: -Испачкаешь куртку чужую! —
Жора безразлично:-Один хрен ее стирать! —
Все возмущались его беспечностью к чужому, но потом
расселись по «стрельбищу» и дружно запели:
– И пусть сегодня дней осталось мало!
– И выпал снег и кровь не горяча!
Спустя пару лет, дошел-таки, до меня смысл этой песни!
До конца детства оставалось так мало!
14.Бег, диско, красный конь.
Я все-таки начал бегать. Но чтобы не попадать под влияние Бубы, который нагружал всех беспощадно, бегал в паре с Мельниковым. Продемонстрировал ему свою тактику бега, без измотки, на длинные дистанции.
Сейчас я назвал бы это – медитативный бег.
После 5 км по пересеченке, делаем рывок, под горку 300 метров.
Вовка восхищенный:
– Мне показалось, что сейчас взлечу, так легко стало. Будто ангелом стал!..
Потом бродили по лесу. Он изложил идею фильма с названием «в стиле диско» или просто «диско».
На фоне мелькающих ног падает человек и его затаптывают, в экстазе, не замечающие танцоры…
А я ему:
– Мое детство – Красный Конь…
Общение с ним сильно повлияло на мое мировоззрение.
15. Кислородное опьянение.
Мы дурели от кислородного опьянения. Несколько раз резко и глубоко вдыхаешь и перетягиваешь горло полотенцем. Пробовали поясами от кимоно. Больно и оставляет жутковатые полосы на шее!
Женьку Реброва однажды еле откачали.
Я, как всегда, бренчал на гитаре, лежа на кровати, Мельников слушал меня. Жора «душился» – и улетал в космос.
В очередной раз он откинулся в пароксизме судорог воздушного оргазма. И вдруг затих. Прошло с минуту – он не двигался.
«Кирпич» (Мельников) сказал:
– Во – не дышит!
Я лениво бросил гитару и подошел поближе к Жорке.
Он лежал на спине и был, какой-то, неестественно плоский, с запавшей, будто на тяжком вздохе, грудью.
Мы неумело стали делать искусственное дыхание. Я дул в рот, Кирпич толкал в грудь.
Однако, ничего у нас не получалось. Картина не соответствовала усвоенной плакатной.
Не помню – зажимал ли ему нос? Мои вдувания ничего не давали.
От отчаянья я начал резко шлепать ему по щекам и орать в ухо:-очнись дурачина! —
Он, вдруг выкатил из-под верхних век бессмысленные зрачки и спросил:
– Вы чего?
– Ничего! -ответил Володька:-здесь сейчас мог образоваться молодой и холодный…
Жорка поведал о своих ощущениях.
– Сперва слышал гитару, потом куда-то отлетели все звуки, и я пропал.
Потом услышал (не почувствовал!) звонкие шлепки. Он услышал (!) мои пощечины!
Жорка, нисколько не расстроенный клинической картиной, схватил полотенце, которым, только что, устроил себе обморок и принялся методично дубасить мух на потолке.
Весь вечер я был в смятении и радости, что обошлось…
Мое состояние заметила за ужином Елена и поинтересовалась причиной вопросительного знака, на моем лице, при взгляде на Жорку.
16. Бой.
Десять дней, после Москвы, промчались незаметно.
Наступал опасный день «прощальный костер».
Нас, как ребят старшего отряда и типа «спортсменов», выделили в охрану, собранного всем лагерем финального костра.
Крайние три дня мы усиленно готовились к бою, в буквальном смысле слова.
Борька Серегин, в будущем призер чемпионата мира по тяжелой атлетике, предложил наделать нунчак по паре на брата…
