Я машу головой в стороны.
Сделав недовольную рожицу, и произнося: «И как ты можешь восхищаться, если еще не «зажигал вселенную»?!», она мигом вставляет батарейки в разъем своими длинными тоненькими пальчиками. Замедлив движение на светофоре, я поворачиваю голову и созерцаю звезды, планеты…
– Когда меня не будет рядом, включай звезды… Может, найдешь среди них особенную, которая затмит остальные.
– Уже нашел.
– Какая? Покажи! Эту? – Она показывает на полярную звезду.
Я еду, отвечая:
– Та, что правее.
– Эта, что ли? Это же Сатурн, Джексон. А почему именно Сатурн? Он обладает мощнейшим магнитным полем! Его кольца считаются самыми необычными и красивыми, и я читала, что они могут со временем исчезать. А еще сутки на этой планете длятся чуть больше десяти часов.
Я издаю смешок, одновременно поражаясь ее знаниями о планетах солнечной системы. Космология взаправду таинственная наука, которую я уже, как год, почитываю сам в свободное время, но пока не буду говорить своей любимой – замучает без конца задавать вопросы.
Поясняю со звонким смехом:
– Я про ту, что порой без умолку может щебетать.
– Я? – так удивляется она, будто и вправду не поняла, что речь все это время шла о ней.
– Ты, родная. – И говорю мысль, пришедшую в голову: – Несмотря на то, как с тобой обошелся отец, он помог рождению яркой звезды на этой земле. Эта звезда настолько яркая, что затмевает все другие звезды, которые я знаю.
Она молчит, засмотревшись вдаль.
– Джексон, давай не будем. Потом. Как-нибудь потом.
Милана включает мою флеш-карту и, звучавшая песня «End of time» Westlife, перекрывает мои слова:
– Но мы все равно поговорим. Не сейчас. Но вечером.
Всеми инструментами общения она уводит меня от темы, на которую я хотел с ней поговорить:
– Ты мне лучше расскажи, что Николас говорил про меня?
– Ничего не говорил! И! – Я поднимаю указательный палец вверх. – Я больше не буду тебя запускать в офис! Познакомилась со всеми и хватит! А то некоторые мужчины пораскрывали рты, увидев тебя! Всё! Будем работать где-нибудь в другом месте! Там, где на тебя буду смотреть только и только я!
– Джексон, это же глупости, ну и пусть смотрят! Они меня не волнуют.
– Зато они волнуют меня! Нет! Это решенный вопрос!
Она закатывает глаза.
– И я всё видел, – подчеркиваю ее жест словами, делая музыку громче и вслух начинаю петь эту песню своей любимой группы:
– I will love you 'til the end of time
Until the end of time
Until the end of time…15
Воспользовавшись остановкой на светофоре, нежно потянувшись к губам своей звезды, она, коснувшись ладошкой моей щеки, приближает меня к себе и робко целует.
Ставлю машину в тень и, заметив боковым зрением ее пальцы на дверной ручке, приказываю:
– Не смей!
Закатив глаза и засмеясь, она все же слушается меня.
Я выхожу и открываю дверцу со словами, подавая руку:
– Прошу, мадемуазель!
– Вы такой любезный, сэр Моррис!
Войдя в образ партнера и партнерши исключительно по рабочим мотивам, – тяжело не взять ее руку – мы вдвоем торопимся в здание театра, но раздающийся нам вслед жалобный голос обездвиживает нас:
– Помогите добрые люди. Господь воздаст вам. Я остался один. Я потерпел автокатастрофу. Моя семья погибла. Я остался один…
Полуоборачиваемся.
Седой старик, без одной ноги, в рваных лохмотьях, сверху укрытый рыжим полушубком в тридцатиградусную жару, сидит у пешеходного перехода в инвалидной коляске и играет на скрипке. Рядом с ним стоит коробок, из которого под гуляющим лучом солнца сияют несколько монет. Зловонный запах, доносящийся от него на большом расстоянии, отпугивает проходящих мимо, которые, прикрыв нос ладонью, увеличивают шаг и отбегают в сторону.
