– Джексон, надо бы подойти к нему…
Отвесив смешок, бормочу:
– Милая, отложим добрые дела, мы задерживаемся и…
– Джексон! – гневится она, так как я не поддерживаю ее. – Ты не слышал? Он одинок, он потерял своих близких… Мы должны помочь ему. Как красиво он играет на скрипке! – Ее глаза влажные от жалости, которую она чувствует в эту минуту. – Ты только посмотри на несчастный вид этого брошенного…
– Я не раз видел, как под такими жалостливыми прятались миллионеры! Идём! Нам некогда! – Порывы ветра на зло подносят к носу тухлейший запах биологических отходов, словно на нем сдох какой-то скот, и я непроизвольно начинаю сердиться.
– Нет! Он не такой! – противится она, как ребенок.
– Да к нему же не подойдешь?! Несет за километр! И какая разница: несчастный вид или нет. Мы не обязаны помогать всем бомжам мира и зацикливаться на их не сложившихся жизнях! Нам звонят уже родители детей… – Второй телефон разрывается от вибрации.
– И пусть запах, это не проблема. К тебе, что, возвращается, хладнокровие?!
– Причем здесь это?! – возмущаюсь я и рукой тяну ее к себе, пытаясь насильно увезти от бродяги и вырвать из нее согласие на моё рациональное решение поспешить к моделям. С упреком в голосе, надеясь, что он подействует на неё, ворчу: – Не ты ли мне кричала, что мы уже опаздываем?! Некрасиво будет опозориться в первый же день перед родителями. Мамы, наверняка, переживают и уже жалеют, что притащили своих малышей.
– Успеем! Не будь злюкой. Объясним всем на месте причину нашей задержки. Ты посмотри, какая морщина вылезла у тебя на лбу?!
– Что? Какая морщина? – И отпустив ее руку, я трогаю свой лоб в то время, как она, ловко и обманным путем вырвавшись из моих рук, убегает к нему.
Что за упрямство, растущее с каждым днем в этой женщине? Ее сострадание ко всему живому и неживому сводит меня с ума! Безумная женщина! Безумная!
Я опаздываю на целых пять минут. Перфекционист внутри меня злится, бьется кулаками о стенку живота, сильнее раздражаясь. Джексону Моррису же нечего делать, и он подкармливает бомжей. «Надеюсь, нас никто не видит». Положив руки на пояс, из-под очков я наблюдаю за ней – ласково с улыбкой, спрося, как он себя чувствует, она высыпает весь свой кошелек ему в коробку и в спешке возвращается.
– Всё, бежим! – сурово восклицаю я и, шагнув, слышу в спину:
– Джексон! У меня в сумке в машине бананы оставались, давай ему отдадим?!
С недовольством испустив воздух, я уже с агрессией выражаюсь:
– Ты издеваешься?
– Тебе жалко?
– Милана!.. – нервически прорывается из меня.
Звонящий её телефон отвлекает нас:
– Это Марк. Они с мамой поссорились. Воображаю, что он звонит, чтобы об этом поговорить.
Напряжение и обеспокоенное выражение её лица, плотно утвердившееся за мгновение, заботит меня и раздражение постепенно снижается.
– Если ты не хочешь, могу я ответить…
– Джексон, я должна с ним поговорить, узнать про маму… Тебе лучше идти, а то нас сочтут совсем безрассудными.
Аллилуйя! К ней вернулось самообладание!
– Я понимаю тебя, – поглаживаю ее за плечо и, не противоречив ей, я немедленно стремлюсь к входу, в зал, который предоставили нам для подготовки к выступлению.
