— Значит, это я виновата, что у меня короткие ноги?
— У тебя не короткие ноги. Но если тебе надо было ниже, надо было показывать высоту. А ты сказала: да вешайте как хотите! Они и повесили.
— Я сказала, вешайте, как хотите, когда устала биться головой о стену. Когда десять раз до этого сказала: сначала замерьте, а потом сверлите. И что, они замерили?
— Они думали, высоты хватит. Думали, унитаз можно повесить ниже. Кто же знал, что там всё так жёстко в этой инсталляции.
— Ах, они думали! Но не замерили.
— Там и всего-то пяти сантиметров не хватило. Не так уж тебе было и неудобно.
— Я ноги ставила на цыпочки!
— Ты сама виновата…
И тут меня накрыло.
Чёрная пелена, а потом кружка отскакивает от его лица и разбивается вдребезги…
7. 7
Я тряхнула головой, вырываясь из воспоминаний.
В очередной пробке, что даже за полночь не рассосалась, я стояла уже минут двадцать. В салоне нечем было дышать от выхлопных газов. Голова разболелась. Я приоткрыла окно, но с улицы смердело ещё сильнее, и я поспешно его закрыла.
Не знаю, каким чудом после того ремонта мы остались вместе, но жить в той квартире не стали, сняли новую, где ничего не нужно было делать.
— Всё, хватит, — мотнула я головой. — Развелись и развелись.
Хорошо, что не поторопились с детьми.
Хорошо, что развелись именно сейчас, а не стали продлевать агонию.
Сейчас нельзя думать о хорошем. Нельзя об отпуске на круизном лайнере. Нельзя о той поездке на дачу. Нельзя о том, какими мы были глупыми, влюблёнными, сумасшедшими.
— Когда? Где мы всё это растеряли, Марк? — спросила я вслух. — Зачем мы всё это растеряли?
Я повернулась на несколько коротких, как пульс, сигналов клаксона.
Водитель соседней машины нарисовал мне на запотевшем стекле смайлик и сказал одними губами: «Не грустите!»
— Не буду. Спасибо! — так же одними губами ответила я и увидела, что мы, наконец, поехали.
Наверное, Зина была права. Нет смысла перетирать старые обиды, как царь Кощей над златом чахнуть над воспоминаниями о прекрасных днях. Мы оба виноваты. И никто не виноват.
Всё прошло. И плохое, и хорошее.
Он просто меня разлюбил.
Всё закончилось. Но надо жить дальше.
Если бы ещё сделать было так же легко, как сказать.
Я добралась до дома еле живая к двум часом ночи.
Наскоро приняла душ, даже волосы сушить не стала.
В горле стояла горечь от выхлопных газов. Голова раскалывала.
Упала на свою сторону кровати. Я так и спала с краю, не смея переложить на половине Марка даже подушку. Протянула руку. Обняла пустоту рядом.
Телефон пиликнул новым сообщением.
Я удивилась, что кто-то в такую пору ещё не спит. Потянулась за телефоном.
И удивилась ещё больше: Марк выложил новые фотографии.
Сон как рукой сняло.
— Что? Чёрт! Нет! — подскочила я. — Только не говори, что ты снял ту чёртову квартиру!
Я всматривалась в вид из окна — сомнений не было. Снежные шапки на ёлках в парке. Голые скелеты деревьев на берегу. Белая лента реки, где днём над лунками сидели рыбаки.
Смешно, но мы сняли ту дурацкую квартиру ради этого безмятежного вида — новый микрорайон построили прямо у воды, а наш дом стоял крайним. Марк тогда сказал, что, наверное, с реки будет дуть, но квартира оказалась на редкость тёплой.
Именно эти слова я и прочитала в его комментариях к фото. И ещё три слова…
Я выдохнула — всё оказалось ещё хуже.
Он её не снял.
«Я её купил» — три слова, словно обращённые ко мне.
Он её купил.
Ту нашу с ним первую квартиру, в которой мы так и недоделали ремонт.
