– Не хочешь рассказать, что за эти два дня произошло? Мы с Борей волнуемся, не знаем, что и думать.
– Хочу, – кивнула я, вдруг почувствовав огромную потребность излить душу.
Ядя умела слушать – внимательно, не перебивая, давая возможность припомнить всё, до самых незначительных подробностей. Рассказывая, я заново переживала события последних двух дней, а Ядя раскладывала их за меня по полкам.
– А знаешь, я ведь вспомнила, почему лицо Клауса мне вчера показалось знакомым, – произнесла она вдруг. – Рассказать?
– Спрашиваешь! Конечно! – кивнула я, запивая вот уже какой по счету блин горячим кофе.
– Тогда слушай, – кивнула Ядя. – Как-то коллега Бориса пригласил нас отпраздновать с ним его юбилей. Среди гостей были и Клаус с его спутницей – Яной, судя по твоему рассказу. Несмотря на достаточно большое количество приглашённых, эти двое сразу бросились мне в глаза, и я невольно наблюдала за ними весь вечер.
– И что же в них было такого особенного?
– Красивая пара. Как и всякая женщина, я, конечно же, сначала переключила всё внимание на Клауса. Мне импонировала не только его внешность, хотя, по моему глубокому убеждению, для всякого самодостаточного мужчины она не играет какой-либо значимой роли. В нём чувствовался ум, благородство, культура, интеллигентность. По-видимому, он был хорошо знаком со многими присутствующими, его здесь ценили и к его мнению прислушивались, да простит Боренька отвлечённые заметки постороннего наблюдателя! – Ядя виновато улыбнулась.
– Простит, простит, – успокоила её я. – Ну а Яна?
– Хм… – Ядя задумалась. – Как бы это получше объяснить? Безусловно красивая женщина. Фигура, ножки, лицо, тёмные длинные волосы – всё при ней, и в то же время всего через край, много и броско: слишком яркая косметика, слишком короткое и откровенное платье, слишком высокие каблуки и слишком громкий, почти вульгарный смех. Так и хотелось её умыть, переодеть и дать успокоительного, – Ядя сморщила носик и фыркнула. – Войдя в дом, она, казалось, тотчас же забыла о своём спутнике, откровенно купаясь в мужском внимании, кокетничая направо и налево.
– А что же Клаус? Неужели ничего не видел и никак не реагировал? – удивилась я.
– Не думаю. Я замечала его досадливо наморщенный лоб, попытки скрыть усмешку и невольно задавалась вопросом, что же привлекало его в этой женщине, удерживало рядом – привычка, терпимость, надежда на перемены? Причин, конечно же, могло быть великое множество. Обычно сами люди о них не задумываются. Живут себе на автопилоте – и всё. Но, что бы ни соединяло эту пару вместе, любви между ними – настоящей, когда двое – одно единое целое, я, увы, не заметила.
– М-да-а, интересно… – протянула я. – А Боря? Вряд ли от него скрылись твои наблюдения и, видя тебя в роли Шерлока Холмса, он, наверняка, ввернул что-нибудь эдакое?
– Боренька? – Ядя прыснула. – По пути домой он сказал, что в обществе подобной феи не выдержал бы и тридцати минут, а потом бы просто-напросто сбежал на поиски милой и вполне земной Красной Шапочки.
– Значит, я для Клауса всего лишь Красная Шапочка? – задумалась я.
– Ты для него то, что он искал и, по-видимому, почти разуверился найти – мягкая, добрая, женственная, большая умница. Ему очень повезло встретить тебя, Машенька, и, как мне кажется, он это понял.
* * *
Клаус не звонил. Звонка просто не было и всё, как будто не было ни прошедших двух дней, ни встречи с его родителями, ни его квартиры – ничего. «Мы не договаривались о времени звонка», – успокаивала я себя, но час проходил за часом, а телефон упрямо молчал.
