– Знаете… – он откладывает документы в сторону, наклоняясь ближе. – мы здесь не за тем, чтобы играть в игры. Нет такой статьи «не ответил на звонок». На ноже, которым были перерезаны вены, нет ваших или чьих-либо отпечатков, кроме погибшей. Вы заставляете следствие возбуждать, а не закрывать обычное дело о самоубийстве.
– Самоубийстве? – истерически засмеялся я. – Я убил ее! Я!
– Хотите сказать, что принудили ее к этому? – напрягся он, делая пометки. – Вы были первый, кто нашел ее. Подтверждаете ли вы тот факт, что видели, как она берет нож? Подтверждаете ли тот факт, что давали ей указания, что делать с ножом? Подтверждаете ли вы тот факт, что давили на нее в этот момент?
Вопросы наваливались на меня волнами, пытаясь потопить в бездне сомнений. Мысли затуманены болью, и я хочу вырвать их с корнем, чтобы избавиться от всего этого. Опустив голову ниже, я ощутил, как руки сжимаются в кулаки.
– У вас есть пистолет? – спросил я, оставляя его без ответов на вопросы. – Прошу, убейте меня!
Дверь в темной комнате открылась с громким щелчком, а в проеме появилась знакомая фигура. Адвокат моей семьи – мистер Ли. Высокий мужчина со строгим лицом и холодными глазами, которые кажутся способными проницать насквозь. В его присутствии воздух становится еще более напряженным, как если бы в комнате появилось полотно сталкивающегося сгустка энергии.
– Что происходит? – его голос прозвучал резче, чем я ожидал, по коже пробежали мурашки от его ледяного тембра. – Вы не имели права задерживать моего клиента.
Детектив, сидящий напротив меня, напрягся, но быстро собрался.
– Мы проводим расследование по делу… – начал он, но его слова были перебиты.
– Я в курсе – перебил его адвокат, не давая возможность вставить хоть слово.
Жесткое выражение лица мистера Ли не оставляло сомнений в том, что его намерения строго определены.
– Еще раз повторяю, что у вас нет оснований задерживать моего клиента.
– Он сам попросил. – неуверенно заявил он. – Мы задали всего пару вопросов…
– Доказательств нет. – мистер Ли настоящая сталь. – И мой клиент не будет делать заявлений и отвечать на ваши вопросы без моего разрешения.
– Но у нас есть право…
– У вас нет прав нарушать конституционные права моего клиента. – снова перебил его адвокат. – Незамедлительно освободите его.
Минуя темный коридор, я сразу же ловлю на себе яркие лучи солнечного дня. Свет ударяет по глазам, вынуждая меня щуриться и прикрывать их рукой. Глубоко вдохнув свежий воздух, я хотел раствориться вместе с ним, но, как только двинулся вперед, меня сразу же накрыли чьи-то руки.
– Сынок. – шепчет она, хватая в крепкие объятия. – Зачем ты сделал это?
– Я убил ее. – холодно произнес я, убирая ее ладони. – Держитесь с папой от меня подальше.
Бросив на него пустой взгляд, я остаюсь на небольшом расстоянии, понимая, что уже не смогу быть прежним Джейкобом.
– Ты лишаешь нас единственного ребенка? – наконец-то произносит он. – Я сказал, что ты можешь уйти, но не позволю тебе вот так бросить нас.
– Советую вам не думать обо мне. – серьезно заявил я, двинувшись вперед. – Я сам приду тогда, когда посчитаю нужным.
– Джейкоб! – останавливает меня за руку мама. – Прошу, не бросай нас. Не оставляй.
– Вам не нужен такой сын, как я. – отрицательно качаю головой, жестко обрывая ее. – Я же сказал, чтобы вы держались подальше!
Моя мать пытается протянуть руку ко мне, но я резко отворачиваюсь, как будто ее прикосновение может обжечь. Внутри меня словно разразилась буря: страх, чувство вины, отчаяние. Я покидаю дом, словно отрезая якорь, который держал меня в течение всей жизни. Каждый шаг прочь от этого места ощущается, как освобождение, но одновременно и как гнетущее бремя.
