Седло (в) - страница 30

Надо сказать, что вынужденные товарищи Седлова по отделению не переходили грани только благодаря Пестрякову. Он и сам подшучивал над Седловым, но охлаждал пыл других, когда видел, что армейская экзистенция его возвышенного товарища становится совсем невыносимой. А в ситуации, когда Седлову грозило откровенное избиение, Пестряков и вовсе его спас.

Во время построения на предстоящих учениях товарищи заинтересовались снайперской винтовкой, которая из-за нехватки автоматов досталась Седлову. Это была простая любознательность, и ничего не предвещало для Седлова коллапса. Вдруг Рожнов – один из геологов, которых почему-то скрестили с филологами и несколькими психологами в одном отделении, инициатор допроса про сваренные яйца и в целом особо рьяный любитель вечерних развлечений, решил сыграть в грозного командира, таковым по факту не являясь:

– Эй, Седлов, что ты там, как дебил, показываешь всем?! Встань ровно! – это замечание было тем удивительнее, что любитель и один из главных поставщиков топлива для веселящих паровозов Рожнов и дисциплина находились на разных полюсах.

– Я и так стою. А тебе какое дело? Ты что, командир? – негромко, но слышно сказал Седлов, удивляясь самому себе. Сказал раньше, чем подумал, а подумать надо было над той информацией, которую он слышал от товарищей Рожнова, когда тот отлучался: о срывах крыши боксера-самоучки, который в запальчивости выбил не один зуб, видимо, таким небоксерам-литераторам, как Седлов.

– Ты что сказал, с… ка? Я тебя убью сейчас! – Седлов увидел перед собой два бычьих глаза на перекошенном лице. Рожнов сбросил автомат и кинулся к Седлову, прорываясь сквозь строй. Седлов оцепенел, но при этом успел пожалеть о сказанном, а где-то еще на предсознательном уровне и попрощаться с одним из зубов или несколькими, но тут, когда Рожнов почти достиг цели, перед ним появился Пестряков:

– Эй, не теряйся!

– В смысле – не теряйся, б… ть! Эта с… ка наехала на меня.

– Как он на тебя наехал? Это ты наехал.

– Он должен понять, с… ка! Это мы с тобой нормальные, а этот – доходяга, читатель, б… ть! Еще е… ло открывает!

– Ты, что ли, нормальный? Не смеши. Долбишь каждый вечер.

– А ты не долбишь, что ли? Вместе же долбим.

– Но я на людей не кидаюсь.

– Слушай, Никитос, – Рожнов, как все психопаты, стал остывать, – я просто объясню телу, что к чему, трогать не буду.

– А я говорю – нет, б… ть! Ты с гопниками своими поселковыми объясняйся, – напоминание о том, что Рожнов был негородским, снова стало накалять последнего изнутри. Но остатками нерасплавленного мозга он понимал, что перед ним – не читатель Фолкнера, а здоровый рукопашник, против которого его любительские навыки явно не помогут.

– Ладно, б… ть. Еще поговорим, – обернувшись к Седлову, бросил боксер-любитель, и тем самым сцена с сохранившимся в целости литератором была завершена. Потом все они были уравнены трехчасовой маршировкой по плацу в качестве подготовки к присяге. Хотя впоследствии строевая муштра не понадобилась, так как в день присяги пошел дождь и все проходило в помещении столовой под запах той же капусты с рыбой.

День конфликта с Рожновым был пятницей, когда призывников отпускали на выходные. Когда Седлов и Пестряков вышли из части, забывший обо всем Рожнов, игнорируя Седлова, позвал Пестрякова кутить – пятница ведь:

– Никитос, пойдем забуримся! У меня все есть. Попаровозим.