Седло (в) - страница 31

– Не, сегодня не могу. Дела.

– Да какие дела, б… ть, пятница! Отслужили – надо отдохнуть.

– Нет, за… ло. Хочу реально отдохнуть.

– Так я тебе реально и предлагаю.

– Я понял, но нет. Давайте без меня.

– Ладно, но, если что, маякни, состыкуемся.

– Хорошо, но вряд ли, – и Пестряков пошел до остановки вместе с Седловым. В оставшиеся две недели сборов Седлов заметил, что больше Пестряков не тусовался с Рожновым, игнорируя всю его компанию.

Воспоминания пролетели быстро, и Седлов вернулся в реальность. А в реальности все приехавшие стояли строем перед очами командира части, который, поприветствовав гостей, представил капитана Михайлова, призванного провести экскурсию. Михайлов, в отличие от раздутого как-то вширь полковника-командира, выглядел очень свежо и спортивно, при этом, как заметил Седлов, в его лице было что-то интеллигентски неармейское, какая-то мягкость. И экскурсию он начал, как бы извиняясь за предстоящее.

Начали с сути – музея технических средств, трапециевидного помещения с низким потолком, школьными столами по периметру, экспонатами и табличками рядом с ними. Михайлов рассказывал о средствах связи, которыми пользовались связисты еще времен Великой Отечественной и пользуются их современные коллеги. Седлов почти не слушал, хотя рассказчик был интересен и вполне соответствовал хорошему школьному учителю. Просто от Седлова техника была так же далека, как и армия. Его внимание привлек только короткий спор между Михайловым и Вязниковым, когда Михайлов сказал, что, несмотря на все усилия, мы продолжаем технически существенно отставать от «проклятого Запада».

– Что же вы так, товарищ капитан, непатриотично! Я вот знаю, что мы догнали давно и перегнали даже. Вот в Черном море наш самолет пролетел, а у американцев на эсминце вся техника отказала, так потом в страхе увольнялись члены экипажа. – Видно было, что Михайлов явно не ожидал этой вязниковской вставки, суть которой, как был уверен Седлов, – в необходимости подчеркнуть превосходство в звании и информации.

– Ну, – явно без энтузиазма начал Михайлов, – это скорее разовая история, нежели общая картина.

– Как это – разовая?! – Вязников не хотел слезать со своего победоносного осла. – Факт же очевидный, вы не слышали, что ли?

– Да слышал, – Седлов увидел на лице Михайлова зачатки раздражения, – но давайте продолжим экскурсию, у нас не так много времени. – Седлов внутренне порадовался тому, что Вязникову не дали простора, и почувствовал внутреннее родство с Михайловым: он человек, которому чужда система, но который пытается забывать об этом, делая то, что может.

После техники на контрасте был свинарник, где на фоне двух довольно тощих бледнолицых солдат и гиперактивных розовых свиней речь Михайлова пробивалась сквозь неустанное хрюканье. Возможно, если бы свиньи знали о непосредственной связи их судьбы со столовой, они вели бы себя куда с меньшим энтузиазмом. Плоскостопный Феоктистов попытался что-то пошутить насчет взаимоотношений солдат и свиней, но был практически пристрелен взглядом Вязникова и не решился.

Экскурсия в казарму снова погружала в холодный армейский быт. Казарма, конечно, была не четой памятной по сборам Седлову. Все современное, чистое, блестящее: кровати, туалеты, души. Вряд ли здесь можно было обвариться кипятком. Но от этой современности и чистоты на Седлова все равно веяло тоской. Да и на лицах молодых экскурсантов энтузиазма поубавилось, особенно после того, как один какой-то тощий призывник с испуганным лицом умело продемонстрировал искусство выравнивания после заправки подушек и одеял с помощью двух деревянных приспособлений, похожих на короткие лыжи для труднопроходимых мест с ручками, как у рубанка. У Седлова мелькнула мысль, что если их специально разработали для казарменного единообразия, то это, конечно, верх армейского иезуитства.