Седло (в) - страница 6



Не успел Седлов объявить тему урока, как дверь класса открылась. Он было уже снова начал тяжелеть, но это был не Цыбин: классуха-борец Наталья Сергеевна Токарь, учитель математики и верный информатор своей коллеги по предмету и завуча Креповой. «При Токарь ничего не обсуждайте!» – одно из первых наставлений, которое услышал Седлов от не особо лояльных к линии администрации. После схватки с Токарь в первый год работы Седлов ее не то что боялся, но всегда испытывал внутренний дискомфорт, от которого было недалеко и до боязни.

Токарь вошла с девушкой: «Егор Петрович, украду у вас несколько минут, привела вам новую ученицу. Это Юлия Свинцова. Теперь будет учиться в нашем классе, точнее, доучиваться. Как говорится, прошу любить и жаловать. Надеюсь, Юля, тебе здесь понравится». Седлова раздражали и эти крылатые выражения ни к месту, и нарочитое облизывание простой ученицы, которая только что появилась и неизвестно что из себя представляет, учитывая странное время для перехода из одного класса в другой. Но тут оставалось только сдержанно улыбнуться и подыграть классному руководителю, блюдя школьный этикет.

Новая Юля тоже сдержанно улыбалась.

Седлов успел обратить внимание на то, что одета она была в неброский, но выглядевший стильно светло-серый костюм, через плечо была перекинута сумка под цвет одежды. Обратил внимание потому, что это отличалось от той детскости, которая еще присуща внешнему виду многих учеников и учениц. В школе давно поговаривали о введении формы в старших классах, но пока унифицировали начальную школу, а в старших ограничились запретом на джинсы и прочие вольности. В итоге в старших классах царила пестрота как следствие симбиоза самовыражения с разрозненными представлениями о вкусе. У парней колебания происходили от неожиданных костюмов с бабочкой в обыденные дни а-ля знаток из «Что? Где? Когда?» до красных пиджаков с черными водолазками из 90-х либо растянутых «отцовских» свитеров, а у девушек – от вечного диссонанса верха и низа, порой как с разных базаров, до каких-то аскетически-взрослых костюмов, не подходивших ни по размеру, ни по возрасту и как будто доставшихся по наследству. Конечно, были и те, кто уже обрел чувство вкуса. И теперь, по крайней мере, по первому впечатлению, к ним присоединилась еще одна ученица с довольно-таки, как заметил Седлов, острым уверенным взглядом.

Седлов уже хотел написать эпиграф на доске. Но ему не дала Токарь: «Егор Петрович, можно вас на минуту?» Они вышли за дверь, и верная подруга Креповой продолжила: «Девочку эту, Свинцову, сажаем по личной просьбе директора. Мать ее в администрации кем-то, – дальше можно было не продолжать, так как Седлов уже был научен понимать логику административных пожеланий, но Токарь все же продолжила, – поэтому обратите внимание. Там у нее конфликт с классом. Ну это же „В“, а девочка-то хорошая. Как в этот „В“ попала – непонятно, террариум». На что именно нужно обратить внимание, Седлов уточнять не стал, так как очень хотел назад в класс. Но мысль о том, что налицо очередное пополнение штата неприкосновенных блатных (в числе которых был и Цыбин), мелькнула.

Егор Петрович вернулся в класс, чтобы наконец заняться любимым делом.

– Давайте запишем тему и эпиграф. Тема урока – «Рассказ Леонида Андреева „Бездна“: столкновение литературных веков», – произведение было не по программе, но Седлов порой позволял себе незначительные отступления от программы ради, по его мнению, значимых вещей, и на данный момент это было его единственным маленьким полем протеста в 213-й. – «Если долго всматриваться в бездну, бездна начинает всматриваться в тебя», – это слова известного немецкого философа конца девятнадцатого века Ф. Ницше и эпиграф сегодняшнего урока. Философию Ницше мы рассматривать не будем и обратимся к его словам, только когда познакомимся с рассказом Леонида Андреева, – начал Седлов.