– Э! Мудила! Думай, что городишь! – возмутился один из туннельных крыс, вставая на защиту Буассара, как минимум. Редкостный подлиза. – Корпус до сих пор жив только благодаря начальникам отделов!
Разумеется. Но это относилось к Малатесте, скорее, нежели к Буассару с Петефи. Те – просто-напросто пиявки мирного времени.
Шавка была бы рада еще немного облаять узника. Но отец Жермен поднял руку вверх, веля заткнуться. Верховный Канцеляр, не спуская с Альдреда глаз, попросил его:
– Давай-ка с этого момента поподробнее…
Голос его при этом звучал, как никогда, вежливо. Плохой знак.
– Есть чёткие правила, которым Священная Инквизиция должна следовать. И в Совете один следит за другим, бракует сомнительные инициативы, чтобы система работала, как часы. Но как быть, когда Верховные друг друга покрывают и сидят в доле?
– И правда, – съязвил коротышка. Он понимал, о чем ведет речь узник.
– Сестра Кайя боролась, как могла. Но коррупция сильнее одного-единственного честного инквизитора. Вы, кучка зажравшихся свиней, убрали её. Под ложным предлогом. А тебя, Буассар, в то же время почему-то держат. Может, пора уже погнать калеку ссаными тряпками? Засиделся ведь.
Вырожденцы заимели бледный вид. Альдред будто бы кинул камень и в их огород.
– Отец Жермен, Вы только скажите, я… – раболепно заблеял один из них.
– Не встревай, – одернул его лысый людоед грубо. – Дай послушать человека.
Его внезапное снисхождение к Флэю не несло в себе ничего хорошего. Да, узник рубил правду-матку. Но толку от этого не много. Отец Жермен занимал пост Верховного Канцеляра, занимает и занимать будет.
Это небывалая удача в нынешние времена. За свое положение коротышка был готов рвать оппонентов зубами и ногтями.
По мере ограниченных возможностей тела, разумеется.
Уклад в Саргузском Корпусе давно устаканился, так что тирада осужденного на смерть – лишь сотрясание воздуха понапрасну. И всё же, коли кошка скребет на свой хребет, смысл ей мешать?
Ведь эти потуги не более чем часть общего представления. Конкретно для Буассара, вальяжно рассевшегося в зрительском кресле.
Правда не резала глаза начальнику отдела канцеляров. Опровергать столь смелые заявления Альдреда он не собирался даже.
Лысый людоед считал, прелюдию затягивать бессмысленно: узник и так выложит все на блюдечке с голубой каёмочкой. Уже потом туннельным крысам будет, что ему припомнить во время экзекуции. Так задорнее.
Тем временем поток сознания у Флэя продолжал своё течение:
– Совет поддержал отстранение сестры Кайи. Единогласным решением. Как бы кто её ни уважал. А всё почему? Она мешала Петефи нажиться на дельмейском конфискате.
Жермен прищурился. До сих пор гадал, откуда Альдред вообще об этом знает. И сильно бы удивился, если бы стало известно, что именно Радован Модрич проболтался. Бывший Верховный Персекутор никогда не отличался осторожностью.
– Дохлый таракан давно продал свою совесть за ломаный грош и строчку в анналах церковной истории. И с тех пор его ничто не волнует, кроме золота и славы. Совет – не лучше. Вы дали ему добро, даже не удосужились разобраться, с чем имеете дело. У портовой шлюхи больше достоинства и сознательности, чем у вашей жадной кодлы.
Буассар готов был ему аплодировать стоя. Глаголом узник жёг сердца людей.
Но хотя бы одна рука должна была держаться за трость, чтоб Верховный не посыпался на пол.
– Алчность Петефи перешла все границы. Саргузам она стоила будущего. Представь себе лица Барбинов, если бы они узнали об этой афере. Не было бы чёрного нектара, не было бы и мора. Тысячи людей погибли. Кровь их на ваших руках. Геморроя мало, ему самое место блуждать в Чистилище вечность. И вам всем – вместе с Петефи.
