– Герой-ебака! Вы только посмотрите на него!
Лысый людоед поджал губы, чувствуя неловкость, и ощупал свой голый череп.
– Значит, эта вертихвостка совратила тебя? Какая хищница…
– М-да. Она ж тебе как мамочка… – доносилось из-за спины Верховного.
– Хоть мужика из тебя сделала. Прям мать года, – хихикал его собеседник.
– Это была моя инициатива. Я любил её. Всегда любил. Она просто ответила взаимностью, – спокойно пояснял Альдред, давя на коротышку холодным взглядом.
Узник подался чуть вперёд.
Глаза его в полумраке казались кусками полярного льда.
Неволей по коже Буассара пошли мурашки. Его распирало от предвкушения крови.
Предатель Корпуса имел свой резон сорить подробностями, будто конфетами на детском празднике.
Комментарии туннельных крыс игнорировал в упор: три этих тела его совсем не волновали, равно как их речи.
– Просто… наша интрижка слишком далеко зашла. Под самый конец.
– Ше-е-ель-ма! – протянул отец Жермен удовлетворённо. Хохотал от всей души.
Калека распалялся по ходу повествования. Ведь аппетит приходит во время еды. Альдред Флэй не разочаровал его, говоря даже больше, чем Буассар мог пожелать.
– Я ведь знал! Знал, что-то с вами не так. Больно часто виделись. Если б только я мог проследить в свое время за голубками. У-у! Вздёрнул бы обоих в раз, любовнички сраные, – рассуждал Верховный Канцеляр, плотоядно скаля зубы.
Как злобному духу, периодически ему нужна была жертва.
– Ну да ладно. Что сделано, то сделано. Ты – мой. А это уже немало…
– Дружище, твоя рыжая шлюха ведь не знала о сестре Кайе? Ты ничего не говорил ей, признайся! – глумились над ним канцеляры. Альдред их проигнорировал.
– Сами-то как думаете, орлы? – хмыкнул отец Жермен. – Бабы между собой член делить не любят. Мужик должен быть смышленый, чтоб они никогда не встретились. Или, сука, удачливый. Нам тут попался удалец – и сюда залез, и туда залез.
Останься Мезар в живых, она бы не обрадовалась таким пикантным подробностям.
Туннельные крысы загоготали, уподобляясь гиенам.
Буассар повернулся к Флэю:
– Неужели у Кайи Крайш такая сладенькая вишенка, что на неё ты был готов променять всю Священную Инквизицию? Собственного капитана чуть в могилу не загнал. Или всё-таки загнал? Это нехорошо-о-о. Выкладывай, Альдред, стоила наставница того?
– Её не было на месте, когда я бросил отряд. Уплыла уже. Лишь напутственное письмо оставила, с известием о беременности. Не свезло. Я ошибся в менторе. Вообще, как-то слишком часто стал ошибаться в людях. Это касается и капитана Колонны…
Ренегат одарил отца Жермена жутковатой улыбкой. Губы его, равно как и зубы, перемазало в крови.
Буассар смотрел и не мог нарадоваться портрету: жаль, образ мог отложиться только в его памяти. Некогда бегать за свитком хрономиража. Картина маслом, считал Верховный Канцеляр. Особенно, если учесть её недолговечность – даже такую…
– Джакомо делла Колонна. Самый несостоятельный командир на моей памяти. Недаром Радован Модрич видел его своим преемником. Просто два сапога пара. Оба – редкостные куски бесполезного дерьма…
Флэй говорил чётко, с расстановкой, смакуя каждую деталь.
Канцеляры потупили взор и нахмурились, подозревая, что допрос выходит из-под контроля. Отец Жермен продолжал улыбаться и глядеть на Флэя, слушая внимательно. В очередной раз ренегат сумел заинтересовать калеку.
– Похоже, я идеализировал Священную Инквизицию, сколько себя помню. Даже слишком. Теперь я разочарован. За последний месяц мне открылось больше червоточин Корпуса, чем за все годы вместе взятые! Кто бы мог подумать? Нет ничего удивительного, что маги, всегда такие разобщенные и неотёсанные, вырвались на свободу. Хотя они не волки, а просто стадо напуганных овец. Однако с таким-то начальством, как у нас…
