– Да. Идём дальше.
Альдред стал выбирать себе кожаные сапоги по размеру, а Джада рассказывала:
– С ними я уехала из Бизы навсегда. Оно и к лучшему. Больше не приходилось прятаться от слуг баннерета. Меня разыскивали. К счастью, город я знала гораздо лучше, чем они. Всегда находила, где спрятаться. Но не всю жизнь же скрываться.
– Пожалуй. – Флэй натянул чистые портянки, влез в обувь. Как литая. Стал ходить взад-вперёд, чтобы удостовериться.
– В цирке я многим трюкам научилась. К слову, грань между танцем и боем… очень тонкая. Навыки мне в Инквизиции ой как пригодились. Выступления проходили на «ура», да и путешествовать по Илантии мне нравилось. Черин, Димето, Вануя, Цим, Априлано, Катенция, Теаполь, Саргузы. Я везде была. Но последней остановкой стал этот Город…
Блудный сын отошёл, чтобы натянуть беспалые перчатки. На правую, ведущую, надел латную рукавицу с напальчниками, повторявшими звериные когти. Сжал и разжал кулаки. Довольный приобретением, стал подыскивать наручи с подлокотниками. Он заметил, как изменился голос Джады под конец, и спросил:
– Тебя в Саргузах кто-то обидел?
– Попытался, во всяком случае. На меня засмотрелся один банкир. Захотел провести со мной ночь. Совал в наглую мошню сольдо. Прямо в лицо. Его не волновало, что у меня уже есть мужчина. – Сержант звучала мрачно. – Он ударил его в висок. Лео упал. Один удар – и насмерть. Как такое возможно?..
Голос её дрожал.
– Мне жаль, – соболезновал Альдред, но не сказать, что искренне. Здесь и сейчас его больше волновали наплечники.
– Банкир не был каким-то амбалом нет. Просто какая-то жирная свинья. Наглая харя. Мне стало страшно. Я могла зарубить его, но попятилась прочь, обезумела от горя. Сабли остались где-то впереди. Он меня догнал. Повалил на землю. Стал рвать шёлк. И почти добился своего. Но баллисонг был всегда при мне.
– Ты его зарезала? – спросил Флэй, надевая металлические наголенники поверх сапог. Следом потянулся за наплечниками да наколенниками.
– Оскопила. Всё, чем богат был, выпало через штанину. Кричал, как резаный. Всю охотку сбила. – Джада рассмеялась нервно. – Убежала из цирка. Долго бродила по Саргузам. Не знала, что делать. Как быть. Его люди носились за мной по всему Городу. Ты будешь смеяться, но саргузские стражники спасли мне жизнь. Буквально.
– Как они умудрились?
– Очень просто. Схватили меня. Был у них начальник такой… принципиальный. Он ненавидел банкиров. Апеллировал без конца к букве закона. Не дал свершиться самосуду. И по закону, за нанесение тяжких увечий здоровью мне полагалась смертная казнь. Горожанам, видите ли, хозяйство срезать нельзя. Тот боров уцелел, ему прижгли рану. Как теперь мочится, понятия не имею. Да и неважно. Знаю, что раскабанел пуще прежнего. А начальник стражи тоже попался не простой. Захотел устроить из моего повешения показательное представление.
– Но как же ты спаслась? – полюбопытствовал Альдред. Сам он, почти полностью укомплектованный, принялся подвязывать латную юбку.
– Жить хотелось. Иллюзий я не питала. Не гордилась тем, как отомстила. Просто не собиралась вот так помирать. Я требовала продолжение банкета. Когда ты стоишь на эшафоте, а тебе на шею вешают петлю, кого ты станешь молить о прощении? Только Свет и Тьму. Я слезно просила передать меня под попечительство Инквизиции.
– Элементарный трюк. Стар, как мир, – отозвался Флэй.
– Меня могли и проигнорировать. На казни озвучили все мои преступления. Народ зашептался. Они пришли, движимые жаждой крови. Требовали, чтоб я повисла. Моя жизнь опять оказалась в руках начальника стражи. Он страдал каким-то синдромом отца, не знаю. Переобулся в воздухе. Дал добро, чтобы прочитать очередную проповедь. Мол, даже такая пропащая душа – и та в преддверии смерти тянется к искуплению, ищет Свет во Тьме. Чушь собачья. Но народ проглотил это. И все счастливы. Кроме банкира.
