– Эмоции у девочки вкусные, сладкие. Как прошло-то, Григорий Андреевич?
– Тройной союз заключен, – равнодушно ответил Григ. Эдак даже с ленцой, будто все еще был на приеме и вел светскую беседу о московской погоде. Но пальцы на моем плече сжимались все крепче, до хруста тонкой ключицы. – Не без помощи девочки, кстати.
– Так понравилась? Самому захотелось?
Григ опомнился, отпустил плечо. И скрючил ладонь в атакующем жесте.
У меня занемела рука, но я тоже приготовилась к драке. Где там вторая туфля?
– Я шучу! – заворковал Фролов, подходя наконец вплотную. – Голубчик, не стоит злиться. Зачем бы нам разносить Сокольники? Славный район, дремотный. Просто удивительно, согласитесь: чтобы вы, с вашим каменным сердцем…
– Она красиво играла, – с вызовом пояснил Григ.
– А вот в это верю, – закивал Фролов. – На музыке вы, негодник, повернуты.
Он уставился на меня. Я прожигала его взглядом в ответ. Терпеть не могу, когда обо мне говорят как о бездушной вещице. Черт возьми, как о еде! Вот же гадское гадство!
Вадим Никанорович вблизи оказался вполне симпатичным дядькой, степенным, с округлым брюшком и добродушной улыбкой. Но я слышала его музыку и отчетливо понимала: убьет и меня, и Грига, если представится случай. Ну меня-то убьет наверняка. А Грига очень сильно попробует. С Григом вроде понятно, а меня за что?
Долбаный вечер опасных встреч!
Милый дядя ласково качнул головой, щелкнул пальцами – и музыка стихла. Так резко, что тишина оглушила, едва не свалила с ног. Одарил лучезарной улыбкой.
– Кажется, вас зовут Аля, – осторожно протянул туфлю. – Это ваш предмет туалета?
– Туфелька по праву моя! – Григ азартно перехватил добычу. – Теперь уж точно прибью на стену. Разбитая фара стоит того.
– Воля ваша, милейший, – хмыкнул Фролов. – Но зачем вы, моя красавица, обнимаетесь с незнакомцем? Да еще с таким грозным, что патруль кромешников вынужден идти на крайние меры?
– Обнимаюсь с кем хочу, – огрызнулась я. – Никто ваш патруль не вынуждал. Только романтику обломали. Почему не обнять человека, спасшего из дерьма?
– Эм, – притворно вздохнул Фролов. – Если бы человека. Григорий Андреевич, друг сердечный. Вы позволите нам тет-а-тет покалякать? Уточнить, так сказать, детали свадебки? Список гостей, меню? Мы ведь за этим и ехали…
– Я вам не друг сердечный. – Григ чуть повысил голос, и его внутренний выводок ос нацелил грозные жала. – Не заигрывайтесь, господин Фролов. Я, надеюсь, свободен?
– О, разумеется, к вам нет претензий! Вы у нас сегодня герой. Неожиданно, но приятно, всегда бы так, господин Воронцов.
Григ устало потер виски и спросил у ночного неба:
– На хрена мне все это, хотел бы я знать?
– Благотворительность наказуема, – отозвался довольный Фролов. – Итак?
Я хотела кинуться к Григу, вцепиться в него, прорасти всеми иглами, ветками, корнями, зубами вгрызться, выть, чтобы снова меня защитил. Но не смогла сдвинуться с места. А он как будто отпрыгнул в сторону, лишая меня покровительства, так далеко вдруг оказался: на дороге, у храма Воскресения Христова, уже в седле черного байка.
– Не стану мешать, – согласился с Фроловым, сдал меня, продал в рабство. – Но выдвигаю условие: девушку вернете домой. И приставите курсанта в охрану. Кондашов налепил ей метку на шрам, так что ночь предстоит веселая.
– Ого! – всполошился Фролов. – Погодите-ка, Григ, Григорий!..
Но мотор уже взвыл, байк рванул – и через миг Воронцов растворился в чернильном мареве. Остался лишь запах парфюма и мерзкая боль в плече.
