— Мне от вас, хассор, скоро будут сниться кошмары, от одного воспоминания. А ваш яд… Впрочем, разве вас так сильно беспокоят мои кошмары?
Прикосновение горячих пальцев к моей шее обескуражило. Ласково поглаживая мою кожу, хассор будто гипнотизировал меня своим взглядом, пытаясь проникнуть не только в мою голову, но и в саму душу. Жалящий поцелуй в уголок губ пробил дрожью. Испуганно вцепившись в руки мужчины, я попыталась сделать шаг назад, но хассор ловко меня приобнял и не дал отстраниться и на миллиметр.
— Какой сон вам снился хасса? — наг смотрел мне в глаза вполне искренне, а его лицо впервые выглядело живым. — Я спрашиваю, потому что мне тоже стали сниться сны… Я их не видел больше тысячи лет. Так какой же кошмар терзает вас, хасса? Тот же, что терзает меня?
БЕССЕРДЕЧНЫЙ
Поцелуй. Почему он был таким сладким? Почему, сходя с ума, я стремилась к тем губам, которые дарили мне только боль? Почему, зная, что получу лишь яд, желала и хотела только одного? Почему…
Наваждение исчезло. Странное желание, потушенное моим здравым смыслом, утихло. Теперь я смотрела хассору в его янтарные глаза и задавалась совершенно иными вопросами. Например, почему он выбрал такое странное место для разговора и почему никак не может оставить меня в одиночестве.
— Вас Сайя позвала? — облизнувшись, мотнула головой, чтобы забыть про наваждение. — Да? И какое вам дело до моих кошмаров?
— Потому что по моей вине они становятся общими, хасса Ирэна. Я отвык от сновидений и хочу вернуть себе покой. Готов спорить, что в этих кошмарах вы видите что-то про меня, как я в своих вижу вас. Так почему бы не открыться и не сказать правду?
Нас разделяло ничтожно маленькое расстояние. Оно не мешало чувствовать тепло тела, слышать биение сердца… Биение сердца? Склонив голову, я торопливо вслушивалась в мерный шум: пение птиц, рычание хищников, щебетание каких-то зверушек, дыхание — моё сбивчивое и спокойное, мерное хассора, моё сердце. Но не сердце хассора. Желая убедиться в этом, я протянула руку и без спроса коснулась груди нага. Наверное, это выглядело дерзостью, но моё тело опережало мысли. Сдвинув вбок расшитую золотом ткань, я без труда добралась до кожи, та была достаточно смуглой, будто мерцала и сияла, когда дрожащими пальцами коснулась грудной клетки. Напрасно я пыталась что-то почувствовать. Только тепло тела, мягкость кожи и ничего более.
Вскинула голову и, испуганно округлив глаза, одёрнула руку, сделала шаг назад. Неприятно открытие меня напугало до ужаса. Едва переводя дыхание, покачала головой и прижала руки ко рту. Не в силах обмануть хассора, сбивчиво возразила:
— Правда в вашем мире самое ядовитое и самое смертельное оружие! Но я не желаю никому зла. Прошу вас…
Сбежать от хассора было сложно, но он, обескураженный таким моим поведением, только провожал меня взглядом. Конечно, я никуда не денусь из этого дворца. Никуда! Я буду его пленницей до самой своей смерти! Пленницей бессердечного нага.
— Скажи мне, Сайя… Так ли страшно умирать, как говорят?
Покачиваясь, я рассматривала закат через окно. Девушка, делая мне очередную порцию обезболивающего, сидела на небольшом резном диванчике и как-то не особо хотела беседовать.
— Это больно? Страшно? Что чувствует человек перед тем, как умереть?
— Смотря какая смерть, — Сайя резонно возразила, постучав серебряной ложечкой о край бокала. Есть смерть тихая, мирная, есть смерть ужасная. Но я не советовала бы вам, хасса Ирэна, думать о смерти. Так можно накликать беду!
