Наконец, трогательно выглядят «заявки» на столичные гостинцы: «валя если будут деньги то привези нам… килограма полтора колбаски полкило окорочькакапченого пакета 2 муки если будит то за 46 коп. еще если нападеш гречки килограмчиков 3, 4» (1962).
Была бабушка строгой и несентиментальной. Не могу себе представить ее сюсюкающей, она никого особенно не ласкала, не целовала, не умилялась. Но не от недостатка любви, а от характера и жизненной позиции. Она рано стала старушкой. На моей памяти она все время говорила о скорой возможной смерти, в шкафу у нее лежал сверток с одеждой «на смерть», чтобы родственники не заботились об этом. Подарки они принимала так: «Хороший халат (тапочки, плед, ночная рубашка и т. д.), спасибо. Но зачем тратились, мне уже ничего не нужно, скоро помирать». И халат, и тапочки и т. д. перекочевывали в шкаф, где и хранились годами и даже десятилетиями нетронутыми. При этом воспринимала мир она удивительно живо и молодо, была в своей семье командиршей почти до самого последнего дня. В возрасте 90 с лишним лет развеселила своих пожилых детей замечательной фразой. Вздохнула, пригорюнилась и произнесла: «вот и старость подходит, детки!»
Детей своих она очень любила, и они платили ей тем же. Вообще они все были друг к другу очень привязаны. В любую погоду, в любое время года мой папа ездил на выходные в Тарусу, навещал свою маму и близких. Согласно семейной истории, сразу после войны, когда он был мальчиком, а в семье не было ни денег, ни еды, бабушке предложили забрать его в Суворовское училище, место очень престижное по тем временам, к тому же обеспеченное и хлебное. Бабушка не смогла расстаться со своим любимцем, за что он ей был очень благодарен. Уже сам немолодой профессор, после нескольких инфарктов, он тащился на перекладных с неизменными авоськами, в которых мамочке вез московские гостинцы: белый хлеб, сливочное масло, колбасу, сосиски. Потом, уже после ее смерти, возил лекарства сестре Тосе, жалел ее, после забот о большой семье она осталась совсем одна. Так получилось, что вся тарусская семья ушла в короткий срок – в период между 1996 и 1999 годом, к концу века, один за другим умерли – бабушка Ирина, Сережа, сын Александра Ивановича и Лидии Михайловны, сам дядя Шура, так и не оправившийся после смерти сына, муж Тоси Володя. Новый 2000 год из тарусян встречала одна тетя Тося.
Дорога в Тарусу и во времена моего детства была трудной. На электричке до Серпухова, потом на раздолбанном автобусе, чаще всего переполненном, до Тарусы, в общей сложности больше четырех часов. Но это в том случае, если не разливалась река Протва, заливавшая, а то и сносившая деревянный мост на полпути из Серпухова. В этом случае переправлялись на лодках, а на другой стороне ждал тарусский автобус. Автобус прыгал по ухабам и рытвинам, иллюстрируя популярную детскую считалку: «по кочкам, по кочкам, по ровной дорожке, в ямку бух!» (и такое бывало). Сами тарусяне, отправляясь в Москву, всегда брали с собой еду (кто знает, что может случиться в пути!) – вареные яйца, хлеб, колбасу. Мне это очень нравилось: мы садились в электричку, разворачивали сверток и все поедали. Был и еще один путь – водный. Можно было на электричке проехать Серпухов и доехать до станции Тарусская, там пройти к пристани и доплыть до Тарусы на корабле. Этим путем пользовалась моя бабушка, не переносившая никакого автомобильного транспорта. В автобусе ее немедленно начинало укачивать, и она выходила на первой же остановке.
