Родство было далеким, общие воспоминания между Анютой и Страховой отсутствовали, они в принципе никогда не общались. Просто, потеряв работу, Ковалькова вспомнила про родню и напросилась на встречу. Преподнести себя, очаровав будущего работодателя, моя подруга умела всегда, и, после непродолжительного собеседования Вера Романовна решилась взять ее на работу. Не благодаря родству, а даже вопреки ему, потому что трудоустройство родственников в своей фирме наша директор не приветствовала.
Анюту приняли рядовым экономистом, а спустя год, Страхова ее старания оценила и назначила своим заместителем по финансам. Позже, на кабинете Ковальковой появилась гордая надпись: "Финансовый директор". Тайны из своего родства, ни Анюта, ни Вера Романовна не делали, вся контора об этом знала. Но сближения между гипотетическими тетей и племянницей не произошло, они общались только в офисе.
Едва приняв должность заместителя директора, не терпящая халтуры в работе, Ковалькова (она так и не сменила фамилию в браке) добилась увольнения юриста «Авангарда» и стала активно зазывать меня занять вакантное место.
Я отказывалась долго. Дружить это один разговор, а работать вместе -совсем другой. Тогда Ковалькова познакомила меня с директором «Авангарда». Надо сказать, это было с ее стороны, верное решение. Вере Романовне я, как-то сразу, пришлась ко двору, и она убедительно и настойчиво смогла объяснить преимущества моей работы именно в ее фирме.
Я же, выторговала себе разрешение брать и вести дел, других клиентов. В рамках разумного, и, не в ущерб делам «Авангарда».
Давиденко, узнав, что Максим здоров, а все произошедшее чей-то гнусный розыгрыш, потребовала немедленно переслать ей номер телефона шутника.
– Поверь мне, Ульянушка, это нельзя оставлять безнаказанным. От безнаказанности человек начинает верить во вседозволенность. Мы пресечем это на корню, чтоб неповадно было трепать нервы порядочным людям.
Явно представляю, что задавшись целью Давиденко, используя все свои возможности, достанет шутника со дна морского. Только вот стоит ли этот негодяй затраченных на него усилий? Что мы сможем ему предъявить, и какое наказание, в правовом, разумеется, смысле, он понесет? Да никакое! Максимум – хулиганство, да и то, если я очень постараюсь.
Все это я сообщила Давиденко. Попросив забыть случившееся, как дурной сон.
– Это мы чуть позже с тобой обсудим, – показательно миролюбиво проворковала Давиденко, а потом, помедлив, немного извиняясь, она поведала мне, что Алекс, такой душевный мужчина, сильно переживает за меня и несколько раз звонил, справлялся о моем сыне.
– Он очень, понимаешь Ульяна, очень просил номер твоего телефона, дабы лично предложить свою помощь… Прости меня, дорогая, но номер я назвала, – поняв по паузе, что я собираюсь с мыслями, чтобы выразить свое негодование, Давиденко тотчас торопливо продолжила. – Не фырчи пожалуйста в трубку. Ничего страшного не произойдет, если ты вежливо поговоришь с профессором и поблагодаришь за беспокойство. Простая любезность и ничего больше. Ты же знаешь, впечатление о стране, это в первую очередь впечатление о ее людях.
«Ох ты, какие высокие материи пошли в ход. Эк, Вас занесло, Надежда Николаевна», – подумалось мне. И я собралась произнести эту мысль вслух, правда, в более вежливой форме, но Давиденко, как будто предвидя мое недовольство, скороговоркой закричала в трубку, как бы обращаясь к внуку:
