Следом за ним, поникнув, поплелся Эрни: ему не хотелось посещать полицейский участок, даже если поводом для такого визита являлись всего лишь забытые рассеянным приятелем ключи, ко всему прочему, почти ненужные, так как хлипкую дверь запросто можно было вынести несильным ударом плеча – необходимо только желание. Но хозяин – барин, а полноправным хозяином непрезентабельного жилья пока еще оставался Иван.
4
Пикап затормозил у приземистого одноэтажного здания неопределенного, скорее все-таки палевого цвета, с крашенными черной краской решетками на четырех узких арочных окнах на главном фасаде – по два окна с каждой стороны от входа (черные решетки вызвали у Эрни неясную тревогу). Над невысоким, в три ступеньки, крыльцом – прохудившийся навес. Серую металлическую дверь украшала вывеска – белые буквы на синем фоне лаконично извещали: «POLICE». Гладкая поверхность двери предоставляла единственную возможность надежно прикрепить информационный пластиковый прямоугольник, так как расположить его над входом мешал криво висевший фонарь с грязным матовым плафоном, а состояние штукатурки на стенах – по бокам от двери – не позволило бы вынести и малейшего вмешательства дрели или шлямбура (а такие рискованные попытки, судя по всему, все же предпринимались). Обшарпанное здание давно нуждалось в ремонте, как и другие дома в этом забытом богом местечке.
Чуть позже внимание Эрни привлекли странные конструкции, замаскировавшиеся в некошеной траве практически под окнами участка. Он не сразу понял, что это такое. Вот, например, сбитый из четырех широких красных досок и врытый в землю квадратный ящик с песком, поросшим лопухами и крапивой; и тонюсенькое деревце – трепещущаяся осинка – посередине. «Это же песочница», – дошло наконец до Эрни. Так и есть. Покинутая детьми песочница – раздолье котам (он не любил котов: слишком уж они самостоятельные и независимые). А вот какие-то неопознанные останки малых архитектурных форм, выполненные из металлических труб. Бывшие скамейки? И рядом с ними… что это?.. качели-весы? Нет, ну а что? Пока родители заседали в пабе (а он располагался напротив – Эрни заметил), их малолетние отпрыски резвились под окнами полицейского участка. Под надзором, как говорится. Привыкая к неизбежному. Качели… Он подумал о цепях на дубе. Качели... Значит, когда-то здесь водились дети. Эрни закрыл глаза, пытаясь добиться звучания не такого далекого прошлого. Вроде удалось: донесшиеся сквозь года крики, смех, плач живо напомнили ежевечернюю атмосферу паба, невзирая на тесноту, продолжающегося заполняться шумными завсегдатаями.
Справа от участка, вдалеке, виднелся шпиль церкви. Эрни приметил его еще раньше, когда они подъезжали к центру городка. Но ни крестом, ни петухом, ни чем-то иным, свидетельствующим о принадлежности сооружения к какой-либо христианской конфессии, привлекающий внимание шпиль не увенчивался.
С конька пологой двускатной темно-зеленой крыши полицейского участка за происходящим внизу внимательно наблюдала одинокая белая чайка.
– Что-то машины не видать, – озадачился Иван. – Пойду спрошу, где его искать. Со мной пойдешь или подождешь?
– Подожду, – лениво ответил Эрни.
– Хорошо. Я быстро.
Иван вышел из машины и, дурашливо насвистывая, направился к дверям участка.
Чайка взмахнула крыльями и переместилась на кирпичную трансформаторную будку, находившуюся неподалеку. Эрни проследил за птицей. «Вон там – речка, совсем близко отсюда. Не очень глубокая, но коварная», – сказанные Иваном пять минут назад слова прозвучали в голове Эрни. «Вот откуда чайка», – сделал он вывод. Птица увлеченно долбила что-то, по ее разумению, съедобное, лежащее на крыше невысокого строения. Эрни показалось, что после каждого удара мощного клюва по чему-то невидимому, по сторонам разлетаются красные брызги. Стало неприятно. Он отвел взгляд и некоторое время смотрел вслед уходящему товарищу через окно водительской двери. Когда тот скрылся в помещении, Эрни повернулся направо, к своему окну, и принялся изучать отдельно стоящее здание паба. В машине становилось жарко, и Эрни пришлось распахнуть дверь.
