– Эй, негр! – поймал враженский барин своего дворника за рукав, – иди, закрашивай, что ты там на заборе понаписал.
– Иду, иду, батюшка, – смиренно поддался Иван, и его вывели из коттеджа на мост через ров, а по мосту – за ворота.
Они стояли теперь снаружи в переулке между красным дядиным забором и белой монастырской стеной. На заборе была свежая надпись выполненная через трафарет «ГОНЩИК».
– Ах, ты, Илюшенька! – ужаснулся Иван и тут же начал тереть надпись рукавом тулупчика. – Ездило тут всякого народу…
– Плохо играешь, – пожурил его дядя Мур. – Вот тебе краска, вот кисти и валик. Весь забор перекрашивай. Хам!
– От Хама африкане пошли, – возразил старик. – А отца-то у тебя есть? Я вот сын Яфетов. А ты, видно, Симова подколенка.
– В свободной стране ты бы уже сидел, – елейно улыбнулся хозяин и самодовольно покачался с носков на пятки, глядя, как старец начинает исправляться.
– А ацентону не плеснешь нюхнуть? – мешая краску кисточкой в банке, спросил Иван. – С милостивости отдастся?
– Когда три семьсот отдашь, умник? – продолжал любоваться враженский процентщик, покачиваясь и заводя руки за спину.
– Я, значит, хамр мадританский, а ты у нас елропеец симбирской? – спрашивал старик. – Чо за хамилия тебе – толь олропейска, а толь и елрейска кака?
– Сам себя выдаешь, – мурлыкал в ответ феодал. – Думаешь, ты в глубинке? Это под боком у московитян языки коверкают. У нас в Сибири чистый колониальный русский. Как в Средней Азии.
И вдруг Иван зыркнул на дядю как бы исподтишка, и родственник мой перестал качаться, и даже отшагнул. Это был взгляд благословенного – взгляд, томивший врагов России два десятка лет.
– А, – махал на него рукой дядюшка. – Докрашивай и в кочегарку под арест. Через тебя же, чекист, меня привлечь могут. Тебе шуточки, а это реальный непрезидентский срок. Я ж исключительно для внутреннего пользования гоню. Вот тебе и крест! – указал он на церковные купола. – Ну, бывает, возьму чего на сахар, на дрожжи… Но получаю больше, чем беру.
– Блаженнее давати, – согласился дворник. – Вот только за что, свет, елропеец ты волюшки меня узилишь?
– Нет, я так-то за демократию! – возразил просвещённый сатрап. – Каждый человек имеет право на свободу и личную женщину, но ты ж меня под монастырь подводишь своей мазней.
Утром у дяди чуть не случился удар. Впрочем, он быстро сообразил, что его это уже не касается. Прямо напротив его дома на белой монастырской стене появилась новая хулиганская надпись: «ГОНЩИКИБАРЫГИ»
Весь тот день вновь ездило тут всякого народу, застревали в снегу такси прихожан, дядя Мур звал Ивана с лопатой и обсуждал с каждым спасенным хулиганскую надпись на монастыре.
– А представьте, что если автор надписи вот этот старик, – указывал на орудующего лопатой Ивана разоблачитель.
– Да так-то правильно, – похохатывали таксисты, посматривая на недовольных пассажиров. – Приторговывают духом божьим – тут уж ничего не попишешь.
– Надпись-то может и правильная, а вот дворник у меня неправильный. Думаете, он сумасшедший? Э-э нет. Он настолько хитер, что хочет перехитрить Самого…
