Семь моих турецких лет. Два года после развода - страница 7
Пока только в компьютерах госсистемы, потому что все документы, права, карты придется поменять ручками, естественно, за деньги. А после этого я когда-нибудь полечу в Минск…
Нет, в консульстве в Стамбуле сейчас сделать новый беларусский паспорт (который я только летом поменяла, и права тоже) – нельзя. Только лично если приехать в Минск.
На паспортном контроле я предъявляю документы обеих стран. Да, у меня есть турецкий загран (его тоже нужно будет поменять и стоит это до черта). Но с ним я могу выехать из Турции в любую страну мира, кроме Беларуси. А в Беларусь – только с беларусским паспортом, предъявив при этом турецкий ID.
Это просто шизофрения и раздвоение личности.
И конечно, я пытаюсь найти информацию, как теперь избежать смены фамилии. Нужно подать новый иск и открыть новое судопроизводство. Отправляюсь к бывшему мужу.
Ответ Мурата дословно: «А кто ты такая? Почему я должен тебе помогать? Это твои проблемы». Запихивая в рот третий блинчик, гору которых я им со свекром по привычке и доброте душевной, накрутила:)
Согласна, сама дура. Но мы, вроде, договорились, что остаемся друзьями. Свекор вообще сказал, что я навсегда его дочь, а он мне папа.
Но после слов бывшего мужа, которые вполне себе, вроде бы, правильные (кто я ему?) я почему-то снова сильно расстроилась. И опять изо всех сил начала пытаться все всем простить и не обижаться.
А потом гуляла по Дидиму с Мишель и убеждала себя, что совсем скоро все станет очень хорошо. Только нужно еще немножко потерпеть. Потерпи, Елена, как тебя там!
Глава 7. Остаюсь жить в Турции
Почему я не планирую возвращаться жить в Минск, а хочу остаться в Турции, в частности, в Дидиме? Почему я жарю бывшему мужу и свекру блинчики и продолжаю убирать в доме из которого меня рано или поздно стопроцентно выселят?
Ситуация такова, повлиять на нее я не могу. А жить в конфликте категорически не умею и не вижу смысла. Злиться и негодовать каждую секунду – себе дороже. Плевать в каждый блинчик – слюны не хватит. Пойти в магазин, купить себе еды и тайком в комнате есть – теоретически могу, практически морозильник полон продуктов, которые мы еще в совместном бюджете покупали.
Никто об меня не вытирает ноги. Все мне благодарны (на словах, по крайней мере) и вежливы. Мы соблюдаем правила общежития просто потому, что вот прямо сейчас разъехаться не можем. Ну я – поэтому. Мурат с папой – не знаю почему.
Я не хочу лезть ни в чью голову, а тем более душу. Не хочу никому ничего объяснять и доказывать – к чему это сейчас? Если бы собиралась «мириться» – да. Я бы выясняла, объясняла, приводила доводы, искала пути и компромиссы. Это мы уже прошли.
Все бесповоротно закончилось. Но не значит, что теперь нужно бросаться друг на друга. Как раз теперь, по-моему, сражаться не за что.
В Минске у меня есть где жить. Есть крыша, стены, пол и даже огород. Есть четверо кровных родственников, трое из которых – взрослые дети. И четверо маленьких внучатых племянников. Есть одна подруга. Все. Больше в Минске у меня ничего не осталось. Только не надо сейчас о Родине и подобном – это просто слова, не имеющие никакого отношения к реальной жизни.
Работать по профессии – журналист – в Минске я не стану. Просто принимаем факт. Кроме этого, чтобы устроиться на работу (любую) мне сначала нужно, чтобы «родина» меня приняла в налоговые резиденты. Полгода надо на что-то жить, дожидаясь статуса резидента.