– Я в состоянии обеспечить семью, – говорит Брюс надменно.
– Вы же учитесь! – выкрикивает вторая, крепко завитая и надушенная.
Синеглазка теперь совсем плохо переносит парфюмерные запахи и бледнеет. Боб Саныч предлагает завершить – всё и так ясно.
Ещё одна комиссия Исполкома – разрешение на брак. Семь пар ожидают решения, все школьники, и женихи тоже. Только они с Брюсом особые. Члены комиссии смотрят сурово. У Синеглазки уже круглится живот, ей сочувствуют.
Брюса отзывает в сторону лысый дядька и что-то говорит ему, потирая пальцами. Синеглазку в очередной раз спрашивают, не имеет ли она претензий, не было ли принуждения, насилия. Она качает головой, не отводя взгляда от лица Брюса. Наконец, встречается с его глазами и прыскает: «Что за глупости!». Он не улыбается в ответ, кивает головой в такт пальцам лысого.
Разрешение на брак всё же получено. Теперь от них, наконец, отстанут.
Через месяц они стоят в комнате ЗАГСа, рядом свидетели: Друг и Добрая Тётя Синеглазки. Потом идут в мороженицу. По сто граммов сливочного с орехами и по пятьдесят шампанского в тонких стаканах.
Вот они и поженились.
В дородовое Синеглазку положили на всякий случай – мало ли что. Она лежит, скучает, ждёт. Снизу то и дело раздаются крики. Это будущие папаши. С третьего этажа они выглядят коротконогими. Лица задраны вверх, руки рупором, кричат одно и то же: «Ты как? Что сказал врач? Когда уже?».
Они с Брюсом не кричат. Ещё летом придумали «азбуку глухонемых». Просто так, для интереса. Вдруг надо сказать по секрету, а кругом народ. Или вот как сейчас: она на третьем этаже, а он стоит на снегу, у большого тополя. И между ними двойные заклеенные рамы.
Он говорит быстро, пальцы так и скользят по лицу, шее, строятся в фигуры. Иногда она машет руками: стоп, стоп! Ещё раз.
Он прижимает руку к груди, и Синеглазка уже знает, что он скажет: «Я люблю тебя». Она «говорит» ему в ответ: «Я тебя тоже!», и соседки по палате зачарованно смотрят на них. А мужья внизу всё продолжают кричать: «Отёков нету?! Апельсины принести?!».
А то просят Брюса: скажи моей… И он с готовностью посылает депешу на третий этаж, а Синеглазка тут же передаёт соседке: «Дали смотровую на Комендантском, двушка, 46 метров». Соседка сердито стучит по стеклу: «Даже не езди, куда нам двушка на четверых!». Но муж не слышит, и тогда Синеглазка дублирует Брюсу, тот – мужу.
А им бы и двушка на Комендантском подошла…
***
Синеглазка просит укол – чтобы роды начались. Ей давно пора. Но врачи сомневаются и укола не дают. Она плачет, и доктора сдаются. С бегущими по ногам водами спускается на второй этаж, в родилку.
Там «большой сбор» – роддом дежурит по скорой. Про неё забыли, и Синеглазка, памятуя наставления врачей, то и дело спрашивает: «Тужиться можно?». Хотя спрашивать поздно – ребёнок идёт полным ходом. Тут персонал спохватывается: у них без присмотра рожает несовершеннолетняя!
От дикой боли ничего не соображает, только слышит: «Шприц… щипцы… жгут… ножницы…». Внезапно чувствует, что живота больше нет, и тут же видит в руках акушерки сиреневого младенца.
– Девочка, – говорят рядом, и тут же уносят.
Потом её колют острыми иголками, шьют разрезы. После того, что было, это можно терпеть.
***
Два дня ребёнка не приносят кормить. Всем приносят, а Синеглазке нет. Ещё в родилке она слышала про зелёные воды, тугое обвитие пуповиной.
– Я говорила, что мне пора, а они не верили, – жалуется она кормящим мамам, трогая затвердевшую грудь. Мамочки только вздыхают, нежно поглядывая на своих сосунков.
