Семь процентов хаоса - страница 4



Она заведовала лабораторией поведенческих исследований в университете в Боулдере, но ушла оттуда, когда мне исполнилось пятнадцать, – больше не выдерживала темп работы из-за своей онкологии. После этого она учила только меня. Я умоляла ее поделиться со мной всеми знаниями в мельчайших подробностях: о предсказуемости действий человека, о врожденных моделях поведения и паттернах, которым мы следуем. Вместо отсутствующей матери меня растила и воспитывала Вера. Я была ее последовательницей и ученицей; она делала мне сэндвич с арахисовым маслом, а потом объясняла, что существует логическое объяснение любому нашему необдуманному, эмоциональному выбору. Я слушала, сжимая кулаки так, что белели костяшки. Я никогда не упоминала о матери, но упорно надеялась, что найду среди всех этих паттернов тот, который объяснит, почему она меня бросила.

– Ну хорошо, – соглашаюсь я, – у меня была причина. И очень уважительная.

– Ешь давай пасту, – говорит папа, но уже с улыбкой. На его щеках темнеет вечерняя щетина, вокруг глаз собрались смешливые морщинки. – Поспорим об этом завтра.


Через час папа провожает Веру домой, они идут по гравийной дороге к ее дому, расположенному в конце улицы. Я смотрю на них через арочные окна; папина рука согнута в локте, чтобы Вера, которая ступает медленно и осторожно, могла за нее держаться.

Папа всегда мечтал о моем поступлении в колледж, а я никогда этого не хотела. Ведь если я перееду в Кремниевую долину и устроюсь на работу, решатся все наши проблемы. У меня появятся деньги; со временем наберем и на папин ресторан. А если я поступлю в колледж, все отодвинется на четыре года да еще папа залезет в долги. По-моему, все ясно. Но папа очень упрямый. Мы оба такие.

Жужжит телефон – пришла эсэмэска от Марен.

>Как успехи?

Мысленно отвечаю: «Никак». Но я пока слишком расстроена, чтобы это обсуждать. Пересекаю гостиную и шлепаюсь спиной в подушки на старенькую бугристую тахту, спугнув Эстер. Ей уже восемь лет. Мы нашли ее когда-то на заднем дворе кофейни. Она полосатая, с колкими усами и вредным характером, но все равно наша любимица.

Эстер шипит и сворачивается клубком, давая понять, что не желает со мной общаться.

– Сама такая, – говорю я и, разблокировав телефон, захожу в инстаграм[1].

Почти восемь вечера, предпоследняя пятница лета. У меня в ленте полно фотографий людей у костра на берегу озера, или в Скалистых горах, или сидящих в обнимку на капоте машины. Все нормально, все как обычно. Но тут я внезапно вижу ее.

Сойер – моя двоюродная сестра двадцати трех лет от роду, обладательница счастливого набора генов; она ослепительно красива. Закончив Университет Миннесоты, сестра посчитала ниже своего достоинства устроиться на обычную должность начинающего специалиста и вместо этого стала вести блог о своей жизни. Обычно она рекламирует миллионной без малого аудитории кремы для глаз. Но сейчас, когда я просматриваю видео с ее лицом, что-то меня цепляет. Я не сразу понимаю, что именно. Логотип «ПАКС» крупным планом в верхнем уголке экрана. Я включаю звук.

«Привет, крошки! – говорит Сойер. У нее накладные ресницы, а губы блестят, как обертка от двух палочек "Твикс". – Сёдня мне хочется поделиться с вами кое-чем другим. Ну что, поехали?»

Она таращит зеленые глаза, ресницы торчат во все стороны. Интересно, когда она начала говорить «сёдня»?

«Короче, появилось новое приложение под названием "ПАКС", и это самая крутая штука из всего, что я видела. – Она наклоняется к камере и, приставив ладонь ко рту, заговорщически шепчет: – Признаюсь, я не совсем объективна, поскольку это приложение создала моя гениальная младшая двоюродная сестренка. Ну вы все наверняка помните игру, которой мы увлекались в детстве. Ту, где надо рисовать спираль на листке бумаги и…»