Семь процентов хаоса - страница 5

Она продолжает говорить, но у меня так шумит в ушах, что я ничего не слышу. Что за фигня? С колотящимся сердцем просматриваю комменты.

>Только что загрузила!

>ОоОООоооОООоо как круто. Я тоже хочу узнать свое будущее.

>ОМГ загружаю. «ПАКС» + наука??

>Спасибо за то, что поделилась, @sosawyer, звучит охренительно!

Нет. Нет, нет, нет. Я немедленно набираю сестре. Только сегодня утром она прислала мне сообщение с пожеланием удачи, добавив не менее пятнадцати тысяч смайликов.

>Сойер, тебе придется убрать этот пост. Мое приложение – всего лишь школьный проект, им еще нельзя пользоваться. Я дала его посмотреть только тебе!!!

Проносятся секунды. У меня горит все тело. Рядом начинает похрапывать Эстер.

>Но это же так круто, Ро-Ро! Оно предсказало, что я буду актрисой в Лос-Анджелесе, ты можешь в это поверить?

Вообще-то да, могу. Пока мне не исполнилось девять, Сойер жила в Свитчбэк-Ридж, а потом дядя Хардинг нашел новую работу в Миннеаполисе и перевез туда семью. С тех пор мы в основном переписываемся в мессенджерах или обмениваемся личными сообщениями в соцсетях, но, даже выражая эмоции пикселями, Сойер ухитряется делать это драматичнее всех моих знакомых.

Я не успеваю ответить, как она уже шлет новое сообщение:

>Джози тоже в восторге.

>Она уже записала сторис о приложении!

Я снова открываю соцсети и захожу в профиль Джози Свит, лучшей подруги Сойер. В прошлом году она выпустила свой третий альбом и вот теперь – кто бы мог подумать, – запостила сторис про «ПАКС». У меня со стуком отпадает челюсть. Cтрочу с бешеной скоростью, делая ошибки.

>Боюсь, тебе придется все убрать, и попроси ее убрать тоже. Приложение еще не доделано Сойер серьезно.

Сестра отвечает, прибавляя три смайлика с глазками-сердечками.

>А по-моему, очень даже доделано.

>Посмотри, сколько человек его загрузило, детка!!!

Я лихорадочно открываю раздел аналитики и вижу логотип «ПАКС», сделанный Марен для моего дурацкого выпускного проекта, и двадцать шесть тысяч загрузок. Их число продолжает расти у меня на глазах. Сорок четыре тысячи. Пятьдесят две тысячи.

К тому времени, как возвращается папа, осыпая прихожую гравием, принесенным на ботинках, загрузок становится сто девяносто две тысячи.

Мы смотрим друг на друга, и его брови озабоченно сходятся на переносице.

– Ро? – говорит он. – Что случилось?

Я снова перевожу взгляд на экран: двести тридцать тысяч.

Черт. Черт.

Моя мама была наполовину компьютером. По крайней мере, папа всегда описывает ее именно так.

Она выросла в Слейт-Лейк, курортном городке, который еще меньше, чем наш. В трех часах езды от Денвера, затерянный в горах, как галька на дне реки. Маме было двадцать два года, когда она появилась в «Бобах на озере» с рюкзаком за спиной и книгой об истории самого первого ноутбука «Эпсон HX-20».

«Она читала ее как стихи», – рассказывал мне папа. Как что-то необыкновенно прекрасное.

Они поженились, когда ей было двадцать три, и стали родителями, когда ей исполнилось двадцать четыре, а к двадцати шести она уехала на другой конец страны, в Калифорнию, не прихватив с собой ни меня, ни папу, чтобы не висели на ней, как ярмо. Вернула себе девичью фамилию и растворилась на просторах неустанно разрастающейся Кремниевой долины. Время от времени я встречала упоминания о ней в разных статьях. Это всегда происходило неожиданно, оставляя ощущение, будто я случайно угодила пальцем в розетку.