Данка, конечно, могла бы повредничать и рассказать, что вот эти вафельные трубочки – совсем не такие, как она любит, но она молчит. Видимо, понимает, что спорить и ныть бесполезно – ничего не изменится. К тому же, Индиго перед ней несколько сортов этих чёртовых трубочек демонстративно выложил. Выбирай, так сказать, только не плачь. И мороженое предложил на выбор.
– Атомный взрыв, конечно, это место не переживёт, но для тех, кто решил залечь на дно, вполне годится.
Я вздрагиваю. Кажется, он читает мои мысли. Не хочу. Никому не хочу показывать, что у меня внутри. Пусть лучше грязно шутит. Тот Индиго, которого я знала раньше, мне понятнее, чем этот андроид-незнакомец, умеющий залезать в голову.
Он ставит передо мной чашку с кофе, а я притронуться к ней не могу. У меня перед глазами другая. Ту, что я принесла Нейману. Не буду. Мало ли, что у Индиго на уме.
Поздно осторожничать, но уж как получается. Дана зато пьёт с удовольствием. Хрустит трубочками, вымазывает губы в мороженом.
А потом случается непредвиденное. Я ничего не успела. Миг – и пальцы Индиго на Данкиной шее. Ещё миг – и Дана оседает, как морская пена, – безвольно валится на стол.
Я в ужасе смотрю на неё. Потом на Индиго. Становится дурно. До тошноты и остановки дыхания.
Что он наделал? А что наделала я, когда позволила Данке сесть вместе со мной в машину.
Я вскакиваю, опрокинув кофе. Вижу, как Санта лакает сладкую лужицу кофе со сливками. Я бы крикнула, но не могу – только открываю беззвучно рот и пытаюсь отпихнуть щенка. Я даже на руки его взять не могу – так меня переклинило.
– Успокойся, Ника, – хватает Индиго меня за руки. Я пытаюсь вырваться, но куда там. – Успокойся. Смотри мне в глаза. Дана твоя спит. Просто спит. Я её отключил, потому что всё, о чём мы будем говорить, касается только нас с тобой. Лишние уши ни к чему. И не отпихивай собаку. Я ничего не подсыпал в кофе ни тебе, ни ей. Делать мне больше нечего. Я любую из вас щелчком пальцев в нокаут могу отправить. Нет причин травить или пичкать какой-нибудь дрянью. Я как-то не рассчитывал, что вас будет двое.
Он встряхивает меня, а затем отпускает. Я смотрю на него во все глаза. Не могу взгляд оторвать. А Индиго, как ни в чём ни бывало, делает ещё одну чашку кофе. Отпивает из неё, а потом ставит передо мной.
– Не бойся. Хотел бы тебя убить, давно бы сделал это.
И я ему верю. Смотрю на сильные руки. На длинные пальцы. Вспоминаю, как думала, что это руки убийцы. Идеального, виртуозного, гениального, можно сказать.
Я видела, как он стреляет. Такое не забывается.
Становится пусто и безразлично. Я пью кофе. Кошусь на Дану. А затем встаю и слушаю её пульс. Бьётся. Живая. Не обманул. Но доверия у меня всё равно нет.
А затем он подхватывает Данку на руки. Уносит. А я бегу вслед, словно боюсь, что он может её спрятать в этом безмерно-кривом пространстве, где всё на виду.
Я ошиблась. Здесь всё же были отдельные комнаты. По крайней мере, одна точно. У стен бункера на последнем этаже имелись секреты и двери, которые просто так и не разглядеть.
Не знаю, на что он там нажимал, но проём открылся. А за ним – почти обычная комната с кроватью.
– Пусть выспится, – говорит Роберт. – А то слишком много от неё шума и переполоху. А мы поговорим. Без свидетелей и не спеша. Ночь длинная, Ника.
– Ночь темна и полна ужасов, – бормочу я, содрогаясь.
И тогда Индиго хохочет. От души. Но мне почему-то не смешно.
