– Да, наверное, ты прав, – соглашаюсь. – Но по большому счёту, мне нет дела до твоих мотивов или причин. Какими бы вескими они ни были, думаю, ты не имел права обманывать меня. Вбивать в мою голову ненависть и мысли о мщении. Тем более, что Нейман не виноват в твоих бедах.
– Я не думал, что так всё получится, Ника, – он не оправдывается. Ему, кажется, немного неловко, но это всё, что я в нём вижу. И, возможно, поэтому Влад становится ещё дальше, чем в аэропорту.
Я ловлю себя на мысли, что обвиняю, как сварливая жена, а он покорно терпит, когда мне надоест его пилить. Может, поэтому разговор не клеится.
Я умолкаю. Смотрю через лобовое стекло. Там кусок асфальта видно и кусты. Всё чужое.
– Поехали, я покажу тебе свой дом, – вздыхает он устало и немного облегчённо. «Муж» дождался, когда пила «жены» притупится.
Я киваю. Мне всё равно. Позже я решу, что делать дальше.
– А где твой телефон? – спрашивает он, как только выруливает со стоянки.
– Потеряла, – усмехаюсь невесело. Я не собираюсь ни оправдываться, ни говорить правду.
Мы едем молча. Долго. А потом я засыпаю – сказывается усталость, перелёт, тревоги. Просыпаюсь, а машина всё так же мчится по трассе.
– Я живу на берегу моря. Выкупил домик. Там просто всё, но очень красиво. Не большой город, а уютная деревушка.
– Там легко потеряться, – усмехаюсь невесело.
– И это тоже. Но дело в другом. Я вернулся туда, где был счастлив когда-то. Единственное место, куда мне хотелось попасть. Да, я виноват, Ника. Что смалодушничал. Скрылся. В то время я видел только один выход. Не просто уехать, а умереть для всех. Как мог, я позаботился о себе.
– Да, – киваю, – сжёг вместо нас с бабулей Полей других людей. Дал деньги, сопровождающего. Помог скрыться. Я знаю теперь, что ты почти всё предусмотрел.
– Я не хотел, чтобы ты умерла, – вот так просто, обыденно он произносит эти слова. – Я слишком хорошо знаю свою мать. Она бы не отступилась. – И я не сжигал живых людей. Для этого достаточно было уже умерших использовать. А огонь – хороший друг. Он умеет хранить тайны. Делает очень сложной процедуру опознания по останкам. А порой – невозможной.
– Именно поэтому ты сгорел?
Влад кивает.
– Она опознавала меня по украшениям. Костный материал для экспертизы не годился. Слишком большая температура горения была. От того человека, что занял моё место за рулём, почти ничего не осталось. Но я и в этом случае подстраховался. В общем, у меня всё получилось. Но своим побегом я отрезал путь домой. Да и не очень хотел возвращаться. Там не осталось ничего, что держало бы меня.
Эгоистично хотелось спросить: а я? А как же я? Я ничего не значила для тебя? Вот так просто ты взял и вычеркнул меня из своей жизни, как ненужную вещь, что без жалости несут на помойку?
Но я промолчала. Пусто и холодно. До озноба. До ощущения собственной никчемности.
– Только ты, Ника, – сказал Влад хрипло, отвечая на невысказанные мною вопросы. – Но я сделал для тебя, что мог. А большего дать на то время у меня не получалось. Да и к лучшему, потому что, будь я настойчивее или целеустремлённее, я бы подписал тебе смертный приговор. А так ты осталась жива. Плохо только, что годы спустя, не затерялась, не жила своей жизнью, а какого-то чёрта попёрлась в столицу.
– Я выполняла данное тебе обещание, – обняла себя за плечи, пытаясь согреться. Озноб рождался где-то внутри. – Я отправилась убивать Неймана, как ты и завещал перед «смертью».
