Ника моя. Только моя. Полностью. И это решало всё.
Было ещё кое-что. Дана.
В её комнате я нашёл записку, которую скрыл от всех.
«Ты, конечно, мудак, Стефан, но я люблю тебя всё же. Поэтому присмотрю за ней».
Дана. Что знала она, чего не знал я?
Дана – строптивая коза, что вечно бодалась и строила козни, пила литрами кровь из нас, пока росла.
Но она потеряла отца в самый сложный подростковый период. Её мать замуж вышла во второй раз и совсем потеряла с девчонкой контакт. С ней возились Тильда и я. Открытая и закрытая одновременно. Никогда не просчитать, что у неё на уме.
Дана умела быть покладистой, но надолго её не хватало. После периодов затишья обязательно приходила буря.
Что опять она надумала, я даже приблизительно не мог предположить. Успокаивало одно: мне не нужно распыляться. Найду Нику – найду Дану. Уж если она снизошла до записки, значит они рядом. И мне не придётся искать их по отдельности.
Когда Дана «воскресла» из мёртвых, я пошёл на не очень красивый шаг – наградил её «жучками», чтобы потом не тратить много сил и времени, чтобы её отыскать.
К сожалению, её «маячки» молчали. От части из них она постепенно избавилась – не совсем глупая. Особенно, если учесть, что тяга к побегам и путешествиям в ней никогда не пропадала. К тому же, она обожала детективы и всякие триллеры. Так что даже юный возраст не сделал её такой беспечной, как она иногда казалась. Но надежда у меня всё же была. Слабая.
Остатки кофе я вылил в раковину. Смотрел, как тёмный напиток исчезает в сливе, и решил ничего не менять – отправился в офис.
Лучше загрузить себя работой, чем гонять мысли, что взрывают мозг и приносят только головную боль, а не правильные решения или облегчение.
Погружение в работу нередко спасало. Но не в этот раз. Я то и дело отвлекался, без конца звонил телефон.
Дан и человек, услугами которого я воспользовался для подстраховки, отчитывались каждый час. Так я захотел сам.
Во время одного из таких звонков дверь в мой кабинет бесшумно открылась. Вот уж кого я не желал видеть вообще. Но, может, это даже и к лучшему, что она заявилась сама. Не придётся себя пересиливать и настраивать, чтобы объясниться.
– Привет Стефан, – улыбнулась Ольга. Видимо, она считала, что загадочно. Я видел только фальшь в каждом её жесте, в мимике, слове. Даже в тех, что она ещё не произнесла.
– Ольга, – назвал я её по имени и увидел, как она брезгливо поджала губы. Ей никогда не нравилось имя, данное при рождении. Тяга к иностранщине в Ольге Высоцкой достигала уродливых размеров. Но в этот раз капризничать и поправлять она меня не стала. – Чем обязан?
– Неласково ты встречаешь свою невесту.
Улыбка её становится ещё фальшивее, хотя посторонний взгляд, вероятно, не нашёл бы к чему придраться. Это я слишком много вижу и чувствую. На свою беду.
– Кажется, мы в этом эпизоде уже поставили точку. У тебя амнезия, Ольга?
Она качает головой. Идеальная. До тошноты. Слишком гладкая во всём. Зацепиться не за что – скользит, как змея. И шипит точно так же, но где-то там, глубоко внутри, чтобы никто не услышал. Но я порой улавливал её шипение. И раздвоенный язык тоже временами наблюдал.
Приспосабливается под любые обстоятельства. Готова принять любую форму, как аморфное тело. Если ей выгодно, конечно.
Сейчас она разыгрывала спектакль, и я хотел бы понять, зачем. Ольга никогда и ничего не делала просто так.
