Семь женщин - страница 2

– Он меня никогда не бросит, – шокированная собственной откровенностью, Грета покраснела.

– Не самая веская причина для того, чтобы…

– Не это главное. Я люблю его. Он забавный. Нам хорошо вместе. И он прекрасный человек.

– Понимаю, понимаю, – кивнул Оскар.

– А ты как? Ты…

– Господи, нет! Мне всего двадцать восемь!

– Мне тоже, Оскар. А подружка у тебя есть?

– Да. Мы не слишком часто видимся. Она играет в Бостонском симфоническом. А я в Бруклинском.

– О!

Завуалированное хвастовство Оскара (Бруклинский оркестр!) вызвало у Греты раздражение.

– А ты по-прежнему работаешь в этом издательстве… – Оскар замялся.

– «Уоррен и Хоу». Знаешь, мне только что сообщили, что я буду редактировать новую книгу Тави Матолы, – сказала Грета.

Повисла пауза.

– Это тот, что написал «Голубую гору»?

– Да.

– Здорово. Просто потрясающе! – В глазах Оскара зажегся интерес. Теперь он смотрел на Грету так, словно ноги у нее удлинились на несколько дюймов.

Грета вдруг разозлилась и встала.

– Мне нужно вернуться, – сказала она.

Подойдя к мужу, она положила голову ему на плечо, их руки встретились.

В десять часов вечера Ли уехал домой: ему нужно было рано вставать, чтобы созвониться с автором из Новой Шотландии и проверить факты, изложенные в статье о ловле летучих рыб. Грета задержалась еще на час. Она рассеянно разговаривала с гостями и наблюдала за Мими, которая хихикала не переставая. Мими была в оранжевом балахоне до пят, на шее у нее болтался медальон с фотографией какого-то старика.

Когда Грета направилась к выходу, Оскар пошел за ней.

– Хочешь, возьмем такси на двоих? – предложил он.

По дороге к центру, в тот момент, когда машина проезжала мимо парка, Оскар наклонился и поцеловал ее. Грета разжала губы, ее язык уподобился улитке, робко высунувшейся из раковины и рожками обследующей чужой рот. Она почувствовала легкий металлический привкус. Такси остановилось перед домом, где жил Оскар.

– Пойдем ко мне, – прошептал он.

– Я не могу, – ответила Грета.

Ей хотелось домой. Она решила притвориться, будто ничего не было.

– Пойдем. Просто поговорим.

– Нет. Извини. Пожалуйста.

Грета потянула на себя дверцу машины.

– Угол Девятой улицы и Первой авеню, – сказала она водителю.

Машина тронулась. Грета закрыла глаза, откинулась на спинку сиденья и начала ругать себя. Черт, черт, черт, думала она.

После свадьбы Грета ни разу не оступалась, но раньше… Раньше, пожалуй, да.

Три года назад, за семь дней до брачной церемонии, она сидела в кафе неподалеку от Колумбийского университета и читала, когда к ее столику подошел молодой человек в винтажном твидовом пальто. Он спросил, нет ли у нее сигареты. На вид ему было около тридцати, стройный, явно еврей, и, похоже, простужен. Позади него, в мягких сумерках за окном, кружился снег.

– Я не курю, – ответила Грета.

– Очень плохо, – сказал молодой человек.

– Если честно, я считаю, что меня стоит с этим поздравить, – сказала Грета.

– Почему? Вы что, бросили?

– У меня никогда не было особой привязанности. Я курила время от времени, а потом вдруг почувствовала, что это просто идиотизм.

Ну и ну, подумала она. Оскорблять людей, особенно мужчин, было для нее своего рода флиртом. Она делала это по инерции, бессознательно и, уже поступив в университет, поняла, что по этой причине у нее было так мало романов.

– То есть, – пытаясь исправить положение, добавила она, – ничего идиотского в этом нет… Вернее, не было бы, если бы я курила всерьез. Тогда было бы жалко…