А мы всю неделю наслаждались абсолютной свободой. Мы купались в соседнем крохотном ручье, где из камней была сооружена небольшая запруда, в результате чего вода в нем доходила до колена. Регулярно питались. Пасечник оставил нам достаточно свежего меда из первой выемки, и мы объедались им, что называется, «от пуза». А со свежим хлебом и молоком это было просто пиршество. Ссорились, в силу различий в домашнем распорядке и привычках, мирились, в меру баловались. И вместе отбивались от пчел, когда те в обилии прилетали к нам, привлеченные запахом ароматного меда. Поначалу мы еще как-то реагировали на каждый довольно болезненный укус, а потом привыкли, и только не без ехидства посматривали друг на друга, замечая значительные изменения на наших лицах.
Когда на следующий выходной приехали наши матери, они нас попросту не узнали. Настолько мы стали похожи между собой – прямо родные братья, но только с явно азиатской внешностью. На наших мам смотрели одинаково опухшие физиономии, где для глаз сохранились только узенькие щелочки.
Кукурузное поле
В конце августа открылась утиная охота, и отца, который еще не успел окончательно отвыкнуть от охоты на перелетную дичь в Грузии, в бытность свою начальником заставы в Шекветили, неудержимо потянуло на утиную тягу. По непроверенным слухам, подходящая местность была где-то на равнинной западной части Закарпатья. И вот мы высадились из утреннего автобуса в поле за Великими Лучками, в надежде найти подходящее место, с непугаными утками. Однако мы шли час за часом, то по проселочным дорожкам, то по тропинкам, а чаще напрямик, но никакого даже неприметного болотца не было и в помине. Несмотря на то, что мы собирались на охоту, я все же прихватил с собой одну из своих удочек. Сначала отец держал свою двуствольную «ижевку» наперевес, ожидая, что вот-вот выпорхнет перед нами селезень, а я шел, соблюдая дистанцию, справа и немного сзади. Потом, убедившись, в тщетности встретить дичь, повесил ружье дулом вниз, а после передал его мне. У отца за спиной был его еще военный рюкзак с провизией и патронташ на поясе, а я нес ружье и удочку. Словом, экипированы мы были на славу.
Однако, по-видимому, это был «не наш день». Мы шли километр за километром, и вышли на большое кукурузное поле. Время приближалось к полудню, и здесь было по-настоящему жарко. У моего отца был армейский обычай: куда бы он ни шел, на охоту или рыбалку, в любое время года, он никогда не брал с собой воды. Первые годы, особенно пока я совсем был мелким, лет до семи, я иногда не выдерживал и просил напиться. Тогда он останавливался у какой-нибудь лужи и говорил:
– На, пей.
Тотчас всякая охота у меня пропадала. Зная, какой брезгливый я был от природы, он мог быть уверен, что никакой заразы я не подцеплю. Зато как отводили мы душу, придя домой. Мама кипятила чайник, заваривала чай, а на самом деле воду с вареньем, наливала его во все имеющиеся в доме чашки и стаканы, и мы с наслаждением утоляли жажду.
Наконец мы вышли на берег речки, разумеется, это была Латорица, такая знакомая мне река. Только здесь она текла по равнине и была спокойной и ленивой. Берег, насколько мы могли видеть, был в колючих густых зарослях. Так что у нас даже и мысли не возникало пробраться к воде. Перед нами встал вопрос: куда идти дальше. Мы повернули направо и пошли вдоль берега Латорицы.
Я смотрю в интернете на карту «Спутник» и вижу, какую мы совершили ошибку. Поверни мы налево, очень скоро добрались бы до искомого болотца. А так, впереди нас ожидал почти десятикилометровый прямой, как по линейке отмеренный берег. Это сейчас со «Спутника» на нем видны ровно нарезанные прямоугольники полей и огородов, а полвека назад здесь было только одно поле – кукурузное.
