Мы с большим трудом уговорили Колю не сбежать от ожидавшего его изувера. Возвращались домой, нахлобучив поглубже шапки, ставшие вдруг непомерно большими. С порога я снял шапку и, насладившись произведенным впечатлением, произнес заранее приготовленную фазу:
– Во всяком случае, я всегда могу пойти в парикмахерскую и постричься наголо.
С ножницами в руке мама потащила меня в ванную, но за один раз исправить все огрехи не удалось.
Еще с неделю с возгласом:
– Ой, не могу! – она отхватывала у меня какой-нибудь лишний клочок волос.
Зато в школе мы купались в волнах успеха.
Ведь по нашим головам издалека было видно, что идут взрослые люди.
Заметно осмелев, я решился на еще одну авантюру.
Мне с осени нравилась девочка, которая была намного младше меня и училась в параллельном с сестренкой классе.
Я увидел ее на школьной линейке, высокую, в белом матросском костюмчике с удивительно синими глазами за мохнатыми ресницами и понял, что пропал.
Но как мне было с ней познакомиться, мне, почти уже взрослому человеку?
Подойти к ней и сказать:
– Здравствуй, Танечка, ты мне нравишься!
Нет, это было исключено.
Мне помог случай.
Я долго не вступал в комсомол.
То отсутствовал на олимпиадах, то просто отлынивал.
Когда, по настоянию моего друга Коли Семина, который был секретарем комитета школы, меня, наконец, приняли, то в качестве первого поручения предложили взять шефство над одним из младших классов.
Ко всеобщему удивлению, я согласился и выбрал, разумеется, класс, в котором училась Корнилова Таня.
Из поступков в рамках моего шефства я помню два.
К празднику 8 марта, подбирая для девочек подшефного класса подарочные книги, я выбрал для Тани томик поэта Ильи Сельвинского с удивительно проникновенными стихотворениями, посвященными женщине.
Я запомнил только одно двустишие, продолжение которого я с трудом нашел в интернете:
«Где-то на пределе красоты женщина становится цветком или птицей …».
Я не удержался и вложил в книгу листочки с моими комментариями к наиболее понравившимся мне стихотворениям.
А еще я собрал подшефный класс в воскресенье, накануне 8 марта и повел ребят в ближайшую рощу на плавнях за подснежниками.
Случайно или нет, но мы с Таней остались наедине, и я мог свободно с ней разговаривать. Но, странное дело, я, который к тому времени, как мне казалось, мог свободно рассуждать на любые темы, не мог перед этой девочкой и двух слов связать. Как будто у меня язык прилип к гортани. Словом, проявил себя с самой наихудшей стороны. Проводив девочку до самого дома, и, не увидев в ее глазах и тени симпатии, я готов был впасть в отчаяние.
Меня выручила олимпиада, вернее две областные олимпиады: по физике и математике, которые продолжались довольно долго.
От выпускных классов нашего города поехали только Сергей Бахусев и я.
Вначале апреля, вернувшись из очередной областной олимпиады из Кировограда, я погрузился в странный водоворот событий, ход которых все ускорялся и происходил как будто совершенно независимо от моей воли.
Складывалось впечатление, будто все, что не успело случиться за мою школьную жизнь, обязательно должно было успеть произойти именно сейчас, и поэтому все менялось с калейдоскопической быстротой.
А в мае мною овладело какое-то необычное отупение, и все вокруг сделалось глубоко безразличным. Я даже в школу перестал ходить. Это происходило со мной впервые в жизни. Встречаясь с кем-нибудь из приятелей на знакомой тропинке, идущей вдоль крутого склона над морем, я не сворачивал, как обычно, в школьную калитку, а, не доходя метров сто до забора с приятелем, а чаще один, заваливался в заросли пряной травы и тупо смотрел в бездонно-синее небо.
