Да как бы они отправили, если о том, куда пропадали люди, никто ничего не знал! Доходили слухи, но… Боялись все, ведь каждого, любого, за одно слово взять могли, и самого, и семью, близких и дальних уничтожить, такое творилось! – Владимир Иванович немного увлекся, но ему казалось важным договорить, чтобы показать, как он Павлу доверяет. – А добровольные взносы собирали, это да, но они нужны были на содержанье храмов, на уплату налогов, это все происходило обыкновенно. У церквей ничего своего не осталось, собственность отменили еще в восемнадцатом году декретом, когда отделили церковь от государства. …И клятву на Библии отменили, и венчаться запретили в те времена…
Я должен был сам рассказать тебе нашу историю, Паша. Сокрушенье во мне теперь, что не дошла эта задача до сознанья моего.
Я полюбил твою маму, когда сам еще был мальчишкой. Это случилось раньше, чем я научился думать про любовь, а когда подумал впервые, то сразу понял, что мне любви никакой ждать не надо, она давно ко мне пришла и останется со мной на всю жизнь. Мама твоя, – Владимир Иванович неожиданно улыбнулся, – ни на кого не похожа! Я на все был готов ради нее. Цветы ей приносил, когда мы детьми были, книги пересказывал, в кино приглашал, по копейке копил специально. Даже на футбол водил и однажды купил целлулоидную куклу!
Но ей все было не так, ничему от меня не радовалась. Так вот мы и пошли с ней параллельными дорогами. Она меня не прогоняла, я был для нее как брат, она, я думаю, даже любила меня по-своему. Но чего-то не было во мне, чтобы… Ладно, ты все понял.
– Но почему? – вымученно задал Павел вопрос, с которым может обратиться к другому человеку только тот, кто еще не был влюблен никогда. – Почему она сказала «нет»?
– Ну, как «почему»? Другого любила, верной ему была.
– Он ведь даже не муж ей был, вы сами сказали!
– А вот это забудь. Если двое полюбили друг друга, значит, была на то Божья воля. А мама твоя не такой человек, чтоб без любви. Она очень цельная, неразменная, пойми. И если бы она плакала, жаловалась, я бы еще надеялся. А тут понял, раз и в такой час она меня гонит, все. И еще я подумал, что грех мне Бога гневить. Я мог оставаться с ней рядом, мог помогать во всем. Мне никто не мешал.
Я встречал вас из роддома, когда ты родился. Я приходил к вам всегда, когда был свободен, если она позволяла прийти. Ты вот спросил меня, не отец ли я тебе. Я бы дорого дал, Паша, чтобы ты мог считать меня своим отцом. А мне ты всегда был сыном, это я говорю в смирении пред тобой. Так что, потерял ты сегодня или нашел, решай сам.
– А ваша жена? – Слова о том, что его мать неразменна, Павла немного утешили, но ревниво хотелось удостовериться, так ли сильно отец Владимир ее любил.
– Через три года после того, как ты родился, в храме я приметил девушку, и мне показалось, что она похожа на твою маму, – Владимир Иванович помолчал. – Это было на Покров. Красивый праздник! Ты только представь, что сама Богородица своим пречистым покровом одевает землю. В этот день часто выпадает снег, чтобы зимой земля лежала в тепле…
Я уже должен был рукополагаться в сан дьякона. После таинства жениться бы не смог. Пошел к батюшке, своему исповеднику. И он мне наказал, чтобы я обращался в священство с матушкой… Вот я и венчался.
Она хорошим человеком была, Галя. Но родами Маши умерла. И я все равно остался один. А с другой стороны вас у меня много, с мамой твоей мы большие друзья. И это ли не счастье? Интересно вот еще мы подобрались. Маша матери не знала, а мама твоя и ты – отца… Я же хоть и застал отца своего, но все равно его не помню. Вот и размыслишь, почему мы все вместе собрались. Не для того ли, чтобы лучше понимать слабости друг друга? – он помолчал. – А ты куда хотел бы направиться после школы? Мечтается, что неплохо было бы в Духовную семинарию…
