– Почему в семинарию? – растерянно переспросил Павел.
– Вы же ко всему еще из очень древнего рода, Прелатовы вы. Думается мне, переселенцы, вполне возможно такому быть. Дальше уж не могу сказать, откуда, как. К сожаленью, теперь уж вряд ли узнаем, архивы многие сожжены, не жалела истории наша власть. Но уж как есть.
Ты знаешь ли, что такое прелат?
Бабушку твою против воли ее добрые люди переписали, чтобы выжила она. Это после того, как деда твоего взяли, она же тогда сама безответная была. Хотя не это ее спасло, конечно, а Божья воля…
– Какой род? – Павел не понимал, о чем шла речь. – Почему Прелатовы? Это вообще что?
– Прелаты, Паша, – Владимир Иванович снова понизил голос, – это епископы, кардиналы католические. Они еще из древнего Рима основанье берут, тогда при Папском дворце такая должность была, титул такой.
Как уж получилось, что род ваш в православье перетек, Бог весть. Но прадед твой был священником, протоиереем Прелатовым. Говорить об этом кому-то вряд ли стоит, ты понимаешь, я к тебе как к взрослому адресуюсь сейчас. Но знать следует, – Владимир Иванович многозначительно кивнул и внимательно посмотрел на Павла: услышал ли?
Павел молчал. Все это казалось для него чересчур сложным и не таким уж важным, а родство с католическими чинами ровным счетом ничего не обещало. Чем тут гордиться, он не понимал и с недоумением поднял глаза на Владимира Ивановича, который тут же пожалел о сказанном: перегрузил мальчишку, не понять ему сейчас, разоткровенничался преждевременно. Ну, да уже сказано, следовало продолжать.
– Так что, – спросил он еще раз, но вздоха не сдержал, – пойдешь по линии рода? Традиция ведь дело великое!
Павел ответил не сразу. Впервые взрослый человек так откровенно говорил с ним. Последнюю часть разговора Павел отбросил, посчитав ее несерьезной. Было и было, какая разница, что. Ни трепета, ни испуга не осталось. Прелатов, Прелапов… Было бы о чем говорить! Павлу казалось, за недолгое время разговора он стал взрослым.
– Нет, дядь Володь. Спасибо вам за все! Вы только не обижайтесь. В Духовную не пойду. Мама, вон, в молитвах выросла, и что? Всему перечит. В любовь какую-то сорвалась, подумаешь, пограничник, мне вон двух лишних слов не скажет. Да нет, я не осуждаю, я жалею ее. Только… Я хочу чего-то другого поискать. Чтобы вот так не получалось. Чтобы знать, как помочь человеку, если ему трудно. Может, в психологи пойду. Не знаю я пока.
– Твое право. Добре, если не судишь. И что людям помогать хочешь. Я тоже хотел помогать. Выбрал старый проверенный способ.
Владимир Иванович со вздохом замолчал. Не нарушал тишины и Павел. Ему действительно нужно было подумать над тем, что услышал, но главное он уже определил. «Потерял ты сегодня или нашел, решай сам», – сказал ему Владимир Иванович.
Павел нашел.
С тех пор Владимир Иванович был первым и единственным человеком, которому он мог без обиняков доверить себя. И сейчас, осенним утром две тысячи третьего года сорокалетний Павел Прелапов собирался войти в офис, двери которого отрезали от него скорбные мысли о семье, любимых людях – начисто.
Доставая из машины портфель, Павел еще подумал о том, что мать собралась в отпуск, и поэтому Владимир Иванович переедет к ним. Это означало, что совсем скоро наступят исполненные смысла вечера, когда он сможет отвести душу, слушая рассказы драгоценного своего бати. Заодно и Маша оживится, рядом с отцом она всегда проясняется, тогда даже Страхго, будь он неладен, отойдет на второй план. Если только это возможно.
