– А ты пробовала?
– Конечно. Я приезжала, и не раз. Она закрылась. Я поняла свою вину, просила прощения, но все без толку. Она и сейчас не хочет со мной общаться. Я рада, что ты здесь.
Ольга видела, как по щекам бабушки катятся прозрачные соленые бусинки, но она не испытывала к ней жалости. Где-то в коридоре слышалась музыка – звонил телефон. Давно звонил. Только сейчас Ольга молча пошла ответить.
– Да?
– Добрый вечер. Мария Дмитриевна Рыбакова кем вам приходится?
– Мама…
– Мария Дмитриевна лежит в реанимации. Просим вас приехать как можно быстрее. И документы с собой захватите: паспорт и полис.
– Что случилось?
– Авария. Приезжайте.
За бортом самолета светлая весенняя ночь. Ольга посмотрела на сидевшую рядом бабушку: лицо осунулось; бледная и тихая, она смотрела в темноту иллюминатора. Теперь Ольга смотрела на нее иначе: нет, она не монстр… Она одинока, очень. Да, все ошибаются, но не все готовы понять свои ошибки и принять их. Да, не все…
Ольга вспомнила, как перед выходом из бабушкиной квартиры, она увидела в комнате бабушки свои детские рисунки и огромный фотопортрет мамы и ее… Удивительно, как за такой, казалось бы, стальной леди прячется чувствительная и страдающая душа. Сердце Ольги утонуло в жалости и новой любви к новому человеку, близкому и родному. И там, в Саранске, ждет ее мама… Господи, только бы она жила!!!
Саранск встретил их ярким солнцем и чуть прохладным свежим утром. Две женщины на такси заехали на Гагарина, забрали документы и помчались в больницу. Их встретила невысокая хрупкая медсестричка с глазами Мальвины. Приняв документы, она проводила их в палату интенсивной терапии. Их предупредили, что Мария Дмитриевна без сознания.
Вся в капельницах, со шрамом на лбу, мама Ольги лежала под белыми простынями, далекая и близкая одновременно. Ольга не могла сдержать слез: ну как же так? Наталья Петровна стояла позади, рассматривая дочь, молясь всем Богам и Ангелам о спасении ее ребенка.
– Вас хотел видеть доктор, – прошептала медсестра Наталье Петровне.
– Сейчас?
– Да, он пока свободен.
– Пойдемте.
Оставив Ольгу с матерью, медсестра и бабушка неслышно вышли из палаты. Кабинет доктора был недалеко. Наталья Петровна открыла дверь и обомлела:
– Ты?!
«Она бежит. Холод сменяется жарой и наоборот. Жуткий страх заставляет бежать без оглядки. За ней гонится кто-то. Оглянуться нет сил: она знает, что если обернется, то нагонят – и смерть. А она не хочет умирать, не хочет!!! Бежать по камням больно. Обуви нет. Задыхается.
Впереди где-то вода. Где она? Бежит в направлении шума. Скорей бы!!! Ручей, чистый, прозрачный, легкий. Ложится на прохладную землю, жадно пьет: силы восстанавливаются, но нужно спешить – иначе догонят. Бежит. Где-то большая вода.
Вокруг степь. Ни деревца. Они догоняют. Она на краю пропасти. Внизу клокочет море, сердитые волны бьются о скалу, обещая мгновенную смерть. Застыла. Что дальше? Они поймают. Кто они такие? Зачем она им? Они зло – чувствует кожей. Выход один – вниз. Но умирать не хочется, так хочется жить! Боже, помогииии! Я еще нужна тебе!
Оступилась, руками удержалась на краю. Внизу страшная пропасть. Это конец. Вдруг кто-то невидимый схватил за руку…»
Ольга сидела около матери, не отрывая от нее глаз, держала ее безжизненные руки в своих. Вернуть бы все годы непонимания, подарить ей море любви и ласки.
Вдруг рука матери пошевелилась, она открыла глаза.
