Снимаю с двери табличку с надписью “открыто” и достаю из кармана фартука ту, что с надписью “технический перерыв”. Повесив ее на крючок, закрываю дверь на замок.
Сегодня меня гложет ужасное чувство вины перед дедом за то, что все эти недели изводила его нервы своим ужасным поведением. Я знаю, что все эти недели он почти не спал и не ел. Просто ходил по дому такой же тенью, как и я. Кажется, я наконец-то созрела для “взрослого” разговора. Еще месяц назад вопросы моей прописки и недвижимости были для меня далеким космосом, до которого мне вообще не было дела. Мы никогда не обсуждали, а мне было не до того. Заглянуть в будущее я могла максимум на перспективу в месяц, и то если постараться.
Направляясь к подсобке, печатаю деду сообщение и предлагаю притащить ему из кофейни какой-нибудь десерт. Попытка восстановить равновесие так себе, но ведь нужно с чего-то начать.
— Ты точно обязана это делать? — ворчливо спрашивает Алёна, когда вхожу в “служебное помещение”.
Роясь в картонной коробке у стола, она извлекает оттуда бумажную гирлянду из красных и розовых сердечек, которая, судя по всему, просто бесконечная.
— Да. Я же здесь работаю, — напоминаю ей.
— Ну, знаешь, ты же не рабыня. Ты вообще-то кассир. — Потрошит она коробку.
Запустив в нее руки, вываливает на стол кучу красно-розовой атрибутики ко Дню всех влюбленных, который наступит через неделю.
Подойдя к ней, цепляю пальцем сложенный “фонарик” в виде большого сердца на веревочке и равнодушно его рассматриваю.
— Тут хорошо платят, — говорю подруге. — Мишуру развесить не проблема.
— Да уж, не проблема, — буркает она, бросая на стол пластиковую табличку с английской надписью любовь.
Если она думает, что вид всех этих украшений вызывает у меня внутреннее отторжение, то это не так. В самом деле, у меня есть проблема посерьезнее, чем встретить День Святого Валентина с разбитым сердцем. Оно сжимается в ответ, потому что мне вдруг не нравится называть свою проблему “проблемой”. Многие называют это “чудом”, но только мне в девятнадцать такие чудеса… не нужны.
Посмотрев на меня, Алёна думает пару секунд, а потом бормочет:
— Ты сегодня хорошо выглядишь. Правда, я не придумываю.
Молча кивнув, черчу пальцем крестик на краю стола.
— Выспалась, — пожимаю плечом.
Это правда.
Я спала, как убитая, будто не спала неделю. На самом деле, я весь месяц спала кое-как. Наверное, я была глупой, когда решила, что могу справиться в одиночку. Правда, та поддержка, которой бы мне действительно хотелось, та, о которой тайком мечтаю каждую ночь, она мне недоступна.
Это больно ранит в груди, но я пытаюсь жить с этой чертовой раной.
— Ты… ммм… записалась к врачу? — осторожно переводит Алена тему.
— Угу.
— Может окажется, что ты не беременна, — воодушевленно предполагает она.
— Эмм… — смотрю на нее с безнадегой. — Вряд ли…
Симптомы такие яркие, что у меня нет сомнений.
— Это… чувствуется? — Кусает она губу.
В ее глазах забавное любопытство. Кажется, я что-то вроде подопытного кролика, но ее любопытство сильнее, чем мои “раненые чувства”. На самом деле я не в обиде. Мне бы тоже было любопытно, поменяйся мы местами.
— Эммм… еще как…
Стараюсь звучать безразлично, но все это пугает и… ужасно волнует. Я хочу поделиться…
— Ооо… ясно…
— В животе будто сквозняки, — говорю беспечно. — И грудь… в общем, она стала огромная…
— Вот так бонус, — тихо посмеивается Алёна.
