После официальной части координатор приглашает всех пройти в банкетный зал.
Там я вижу еще более просторное помещение. В нем расставлены круглые столики для гостей. Есть и длинный стол для фуршета, где преимущественно легкие закуски и шоколадные фонтаны.
Поодаль на подсвеченном диодами подиуме расположен стол для нас — жениха и невесты. Хотя, наверное, правильнее будет сказать мужа и жены.
А если этот невероятный обман затянется еще, то совсем скоро я вообще стану Усольцевой Еленой Сергеевной. Делов-то? Документы только поменять…
Какие-то люди подходят ко мне, поздравляют, обнимают, дарят цветы.
Марика сначала заключает в объятия брата. Моя мать пробивается сквозь толпу и тоже кидается к Ярославу.
Потом наступает долгожданная пауза, где я хоть немного могу выдохнуть. Мы с Яром сидим за своим столом. Гости тоже рассаживаются. Официанты уходят в кухню, чтобы вынести первые блюда.
— А мать твоя, похоже, со вчерашнего вечера ничего не ела, — смеется Яр, кивая на фуршетный стол.
Она и впрямь ведет себя так, будто слаще морковки в жизни ничего не пробовала, а сейчас дорвалась до нормальной еды. Мечется вдоль стола и запихивает в свой рот все подряд. Мне даже немного стыдно за нее становится.
Возле мамы заскучал Матвей. Он растерянно вертится по сторонам — столько новых людей вокруг. Через секунду наши взгляды с сыном встречаются.
Он бросает на пол дольку яблока, которую всучила ему бабушка, и через весь зал бежит ко мне.
Ольга Михайловна не успевает придержать внука, потому что ее руки заняты тарталетками.
Я встаю из-за стола.
Сынок, взобравшись по ступенькам, оказывается на подиуме.
— Мама, — вполголоса говорит Матвей.
В ресторане фоном играет музыка, вряд ли лишние люди смогут услышать это обращение, а вот Ярослав…
— Почему он называет тебя матерью?
От подозрительного тона Усольцева у меня по рукам ползут мурашки. Я старалась всячески оградить Матвея от Яра, пока мы живем под одной крышей. Впрочем, и сам Ярослав никакого интереса к ребенку не проявлял.
— Он… маленький еще… У Матвейки нет настоящей мамы. Ее заменяю я.
— Даже так?
Наверное, Усольцеву это не очень понравится, но я беру Матвея на руки и иду обратно за стол. Усаживаю малыша на колени. Да, я была абсолютно права, по взгляду Яра понимаю — он не в восторге. Но мне на это наплевать. Я слишком люблю сына. И он посидит здесь, раз соскучился по мне!
— Матвей башмаками пачкает тебе платье, — кивает на мой белый подол Усольцев.
— Ничего страшного. Стряхну пятна салфеткой, — и демонстративно отворачиваюсь к сыну. — Что ты хочешь?
— Фе, — он морщит носик и указывает пальчиком на Ярослава.
Тот вскидывается:
— И как это понимать?
А вот я догадываюсь, почему сыну так не нравится физиономия его папаши.
— Ты не побрился. Матвей думает, что у тебя грязное лицо.
Хихикнув, вновь становлюсь серьезной и сдавливаю улыбку, едва посмотрев на недовольное лицо Усольцева.
Яр склоняется к сыну и позволяет ему дотронуться до своей колючей щеки.
— Ого! — удивляется Матвей, совершив для себя очередное открытие — не у всех людей гладкая кожа на щеках, как у него и его мамы.
— Вот тебе и ого, — кивает Яр малышу. — У тебя тоже так будет лет через двадцать.
Усольцев смотрит на Матвейку неотрывно, а у меня сердце будто замедляет ритм.
Интересно, заметил ли Ярослав внешние сходства между ним и сыном? Хотя цвет глаз малышу достался мой, зато светлые волосики у него от папы...
