Сен-Map, или Заговор во времена Людовика XIII - страница 3

– Итак, Анри, лошади уже оседланы? – спросила она у него. – В котором часу вы уезжаете?

– Тотчас же после обеда, матушка, если позволите, – ответил он с церемонной почтительностью, в духе времени.

Затем он подошел к господину де Басомпьеру, поздоровался с ним и занял место слева от старшего брата.

– Итак, вы уезжаете, дитя мое, – сказал маршал, продолжая есть с аппетитом, – вы едете ко двору; в наши дни это скользкая стезя. Мне жаль вас: двор не остался таким, каким был прежде. Раньше он был просто гостиной короля, где король принимал друзей, равных ему по рождению: дворян из знатных семей, пэров, которые посещали его, чтобы засвидетельствовать свою любовь и преданность; они играли с ним в карты, сопутствовали ему в увеселительных прогулках и ничего от него не получали, кроме позволения повести за собою вассалов и вместе с ними сложить голову на королевской службе. Почести, которых удостаивался знатный человек, не преумножали его богатства, потому что за эти почести он расплачивался из собственной мошны; каждый раз, когда я получал чин, мне приходилось продать какое-нибудь имение; звание полковника швейцарских стрелков обошлось мне в четыреста тысяч экю, а ради крестин ныне здравствующего короля я заказал себе платье в сто тысяч франков.

– Однако согласитесь, что никто этого от вас не требовал, – сказала хозяйка дома, рассмеявшись, – о великолепии вашего одеяния, расшитого жемчугом, мы слышали; но я бы очень сожалела, если бы и теперь была такая мода.

– Не беспокойтесь, маркиза, времена былой роскоши уже не вернутся никогда. Конечно, мы совершали тысячи безрассудств, но они доказывали нашу независимость; будьте уверены, тогда у короля не отнимали слуг и слуги были связаны с ним лишь узами любви, но король венчал их коронами герцогов и маркизов, где алмазов сияло не меньше, чем на монаршем венце. Излишне доказывать, что тогда честолюбие не могло захватить все сословия, ибо такие расходы были по плечу лишь людям богатым, а золото не валяется под ногами. Знатные роды, которые теперь с таким ожесточением уничтожаются, не страдали честолюбием, не требовали от правительства никаких должностей и зачастую сохраняли место при дворе только по праву рождения, существовали сами по себе и, подобно одной из таких семей, говорили: «Королем я не могу быть, герцогом не желаю, я – Роган». Так было со всеми семьями, которые довольствовались своей знатностью, и сам король однажды подчеркнул это в письме к своему другу: «Для дворян вроде нас с вами – деньги не имеют значения».

– Однако, маршал, такая независимость не раз порождала междоусобные войны и бунты, например, бунт господина де Монморанси, – холодно и подчеркнуто вежливо прервал его господин де Лоне, вероятно не без намерения подзадорить старика.

– Черт возьми! Сударь, мне прямо-таки нестерпимо слышать такие суждения! – воскликнул пылкий маршал, подскочив в кресле – Все эти бунты и войны, сударь, ничуть не умаляли основных законов государства и не более расшатывали трон, чем чья-либо дуэль. Среди всех этих крупных вожаков партий не нашлось бы ни одного, который в случае удачи не положил бы свою победу к ногам монаха, ибо все они знали, что остальные дворяне их ранга сразу же отступились бы от них, как только оказалось бы, что они враги законного государя. Все эти люди поднимали оружие лишь против крамолы, не против королевской власти, и после междоусобицы все снова становилось на свое место. А вы что сделали, подавляя нас? Вы отрубили руку у королевской власти и ничего не даете взамен. Да, теперь я не сомневаюсь, кардинал-герцог до конца осуществит свое намерение, знатные семьи покинут свои земли, лишатся своих поместий, а тем самым лишатся и своего могущества; королевский двор теперь не что иное, как дворец, где все чего-то добиваются. Потом, когда при дворе останется только королевская свита, он превратится просто в прихожую; знатные имена послужат к облагораживанию пошлых должностей; но кончится тем, что в силу неумолимости обратного воздействия должности опошлят знатные имена. Когда дворянство лишится семейных очагов, его могущество превратится в ничто и будет зависеть только от полученных должностей, и если народ, на который дворянство уже не будет иметь никакого влияния, вздумает взбунтоваться…